Исполнитель

Всё устроилось так хорошо, как нельзя было и подумать. Коня для Патрика купили справного, хотя и дорого. Но полученные от перса-работорговца деньги позволяли не считать рубли. Так же легко удалось приобрести припасы, снаряжение и оружие — два прямых русских меча отличной новгородской работы, два могучих самострела, способные бить на семьсот шагов, да два тугих татарских лука, очень удобных для беглой стрельбы на скаку. Особо тщательно выбирали щиты — на этом настоял Голос. Оставшиеся деньги — а истратили далеко не всё — были оставлены в управу Савелию Петровичу, от чего купец прослезился, сей момент составил заёмную грамоту, которую и подписал при свидетелях. Первей только улыбался, он был уверен — и без всякой грамоты купчина не рискнул бы обмануть своего гостя.

Ещё проще решился вопрос с девчонкой. Красота и беззащитность бывшей невольницы так растрогала всех домашних купца, что когда его младший сын Борис пал отцу в ноги, прося заслать сватов, Савелий Петрович поломался лишь для вида — мол, не ровня, бесприданница (девушка оказалась из небогатой ремесленной семьи). Рыцарь и тут разрешил вопрос, щедро отсыпав сотню рублей на приданое Оленьке — так звали девушку. Мог бы отсыпать и больше. Мало ли в мире жадных пауков-ростовщиков, купцов-работорговцев и прочих, употребляющих богатство своё на горе людям. А уж пуговицы найдутся всегда. Вот только нельзя баловать молодых излишним богатством, потеряют цепкость и волю к жизни. Но самой свадьбы ждать они не могли, к великому огорчению многих.

Кони весело гарцевали по деревянной мостовой Господина Великого Новгорода, неся всадников к их цели, казавшейся отсюда далёкой-далёкой…

* * *

Дорога, идущая через лес, была на удивление чистой и даже какой-то нарядной, что ли — густой ковёр зелёной травы лишь местами темнел прорехами, оставленными колёсами повозок. В колеях скопилась вода, густо кишевшая головастиками, их более взрослые собратья, высунув головы, с любопытством наблюдали за проезжими. Невозмутимость лягушачьего племени свидетельствовала, что человек в здешних местах зверь довольно редкий. И вообще, чем дальше маленький караван уходил от Новгорода, тем реже становились селения, тем пышнее трава на дорогах. Глухомань, ещё чуть, и вместо проезжих дорог останутся только охотничьи тропы, постепенно переходя в звериные…

Словно обидевшись на пренебрежительные размышления Первея о здешних местах, лес расступился, открывая взору небольшую деревушку-весь, раскинувшуюся на пригорке возле пруда. В деревушке явно что-то происходило — поселяне сгрудились на лужке возле пруда, над толпой там и сям возвышались всадники, гарцевавшие на месте, слышались равномерные звуки, определить которые за дальностью было невозможно.

«Родная, что там творится?»

Пауза, и короткий злой смешок.

«Обычное дело. Взимание недоимок в здешних местах происходит именно так»

— Подъедем ближе? — Патрик вопросительно смотрел на наставника. Рыцарь неопределённо повёл плечами — что ж, и подъедем… Всё равно дорога проходит через запруду, не искать же объезд сквозь бурелом.

Действительно, на лужке происходил самый обыкновенный «правёж», как называлось это на святой Руси. К козлам, служившим в обычное время для распилки дров, был привязан молодой мужик, совершенно голый, рядом стоял кат-палач, помахивая плетью. Крестьяне, сгрудившиеся в кучку, и всадники в разномастных кафтанах, вооружённые кто чем, угрюмо наблюдали за подъезжающими. Дородный бородатый мужчина в долгополом одеянии махнул рукой, и четверо всадников заступили дорогу. Патрик нервно тискал лук в налучи.

— Первей…

— Цель в коней, ежели что, и без моей команды ни-ни, — вполголоса произнёс рыцарь, разглядывая вероятного противника.

— Кто такие?! — зычно проорал бородач в долгополом одеянии, голосом, привычным к повиновению.

— Проезжающие, по своим делам! — Первей поправил колчан со стрелами, нащупывая охвостье срезня. — Позволь-ка пройти, уважаемый…

— А по какому такому делу? — вознамерился было продолжить допрос долгополый, по всему видно — крупная шишка.

— А не твоего ума это дело, — погасил улыбку Первей. — Дорогу дай… эй, малый, про лук свой забудь и думать. Тебе, тебе говорю. Кстати, всех касается.

— Да ты знаешь ли, с кем говоришь?! — ещё возвысил голос бородач. — Я боярин Семён Кучка!

— Большая? — насмешливо прищурился рыцарь.

— Че… чего?! — даже задохнулся от такой наглости боярин.

«Делай «раззяву», быстро!»

Первей сосредоточился, по телу пробежала дрожь… Готово.

— Это… кто такие, говорю? — на два тона ниже, и уже без особого интереса произнёс бородач.

— Так проезжие мы, — улыбнулся Первей. — Я ж говорю, мимо едем.

— А… — боярин окончательно потерял к происходящему интерес. — Ну так проезжайте…

Четверо всадников расступились, рассеянно блуждая взглядами. Боярин усиленно морщил лоб — очевидно, пытался вспомнить, за каким таким лешим он сам очутился в этой деревушке.

— Слышь, Савватий… Вели обедать, что ли…

— А с этим что делать? — Савватий указал на мужика, растянутого на козлах, возле которого топтался палач. — С недоимками опять же…