В действительности же Пиф оказался в приятном городе, стоящем на берегах широкой и красивой реки, поселился в весьма достойную гостиницу, удивлялся весьма достойной, даже по меркам Тайного Города, кухней, и смущали его всего две вещи. Первая – это совсем не сибирский размер порций в ресторанах и заведениях, из-за чего любящий хорошо покушать Пиф чувствовал себя слегка обманутым. Вторая – категорическое нежелание фаты Роксаны уделять ему внимание. Из-за чего любящий хорошее общество Пиф чувствовал себя одиноким.
Разумеется, конец помнил предупреждение, которое ведьма сделала ему в Тайном Городе, и, разумеется, не придал ему особого значения, будучи твердо убежден в своей абсолютной, безусловной неотразимости.
Знаменитая семейная тайна гарантировала Пифуцию внимание любой женщины, однако Роксана проявила запредельную, прямо-таки чудовищную стойкость, и отказала. И еще добавила, что если из-за его «одиночества» сорвется крайне важная деловая поездка, то одному концу совершенно определенно наступит конец.
Сказано это было таким тоном, что Пифуций внял.
Огорчение его рассеялось сразу после ужина, когда он заглянул в соседний бар и машинально познакомился с симпатичными человскими девушками, одна из которых и помогла концу скрасить обратную прогулку до «Мариотта».
И именно их романтическое свидание в сквере Оперного театра положило начало цепочке удивительных событий, которую склонный к фатализму Пифуций объяснял подарком от самого Спящего – с целью разогнать его депрессию и вернуть вкус к жизни.
Сначала – голем.
Неожиданное появление боевой куклы едва не испортило концу свидание. Тем не менее он сумел довести дело до логического завершения, отправил подругу прочь, а сам пустился в погоню за големом, увидел его возвращающимся, затем – исчезающим, принялся выяснять, как именно кукла скрылась, увлекся и попал в полицию.
Визит в которую стал забавным дополнением к таинственным событиям. Находясь в участке, Пифуций вовсю наслаждался новыми ощущениями, специально не звонил своему дорогостоящему адвокату и искренне огорчился, когда Колпаков распорядился его освободить. Подумывал даже устроить драку и дебош, но вспомнил о големе и решил «откинуться» ради более перспективного приключения.
Затем он поругался с шасом, а потом – договорился с шасом, потому что Роксана его все равно отвергла, и теперь нужно было сделать так, чтобы они с Хамзи не путались под ногами, мешая его тоске разгоняться.
Расставшись с Дамиром, Пифуций поднялся к себе, принял душ, переоделся, спустился в ресторан, плотно поел, накинул на себя морок, чтобы не примелькаться, и направился к Оперному театру, здраво рассудив, что продолжение таинственной истории следует ждать именно там.
И не ошибся: примерно через полтора часа после начала «патрулирования» под ноги концу буквально из воздуха прикатился молоденький чел с безумным взглядом…
– Вы позволите?
– Что? – удивился Максим.
– Вы позволите к вам присоединиться? – поинтересовалась девушка, в которой Воронов с изумлением узнал молодую мамашу, под ноги которой он вылетел из потайной двери.
Позади мамаши стояла ярко-красная коляска с ребенком, а говорила девушка почему-то приятным мужским баритоном.
– Присоединиться ко мне?
Мамаша посмотрела на себя, коротко ругнулась, без разрешения присела за столик и сообщила:
– Ты так бежал, что я обо всем забыл.
– Что?
– Ну, что ты заладил: что да что? – Мамаша огляделась, убедилась, что никто на них не смотрит – других посетителей не было, а официантка, она же – барменша, – отлучилась в подсобку, что-то прошептала себе под нос и обратилась…
– Что?! – завопил Воронов, вскакивая на ноги.
– Ты еще скажи «изыди!» – хихикнул невысокий, полный и абсолютно лысый мужчина, в которого на глазах Максима обратилась «мамаша». – Никогда не видел, как морок снимают?
– С кого?
– Ты идиот?
– Что?
Мужчина подпер голову кулаком и задумчиво уставился на молодого человека. В глазах его отчетливо читалась вселенская грусть. А на манжете поблескивала запонка с настоящим, судя по всему, бриллиантом. Пальцы обеих рук украшали перстни с крупными камнями, а часы на левом запястье стоили, наверное, на порядок дороже прадедова «Брегета».
– Я… – Воронов понял, что перед ним – колдун, и медленно вернулся за столик. – Я не идиот.
– Да, конечно.
Незнакомец был облачен в ярко-желтый пиджак, голубую, в крупный белый горох, сорочку, красные брюки и белые туфли. Если бы не груда золота на пальцах и шее, он бы походил на клоуна, забывшего переодеться после смены, но смеяться Максу не хотелось.
Наоборот, он испытывал желание оправдаться:
– Просто все случилось так неожиданно… Вы только что были молодой мамашей, и вдруг…
– Так же неожиданно, как возле театра.
– А что возле театра?
– Ты чуть с ног меня не сбил.
– Я вас не заметил.
– Я тебя тоже.
– Это нормально, – пробурчал Макс, припоминая, что дверь была видна лишь при открытых часах.
– Нет, ненормально, – отрезал толстяк. – Я умею смотреть сквозь морок.
– И что?
– Догадайся.
– О чем? – растерялся Воронов.
– О том, что я тебя не видел до тех пор, пока ты не прикатился.
– И что это значит?