— Вы, Громов, вроде бы, начали хорошо, но как-то быстро сдулись. Должность старшего опера выпрашивали, а как ее получили, я старшего опера видеть перестал. Вроде бы да, молодцы, суетитесь, работаете, даже раскрытие периодически даете. Но, вас ставили старшим на линию квартирных краж, грабежей и разбоев. Помните такой факт? И даже, какие-то раскрытия пошли. А последние два месяца я работы по линии не вижу. Не вы по ней не работаете, ни ваши сотрудники. А сейчас хватаетесь за все подряд, что побыстрее раскрывается, а ваша линия работы оказывается — тут шеф сорвался: — в полной жопе. Мы сегодня в «городе» с Владимиром Николаевичем были, — начальник уголовного розыска кивнул на своего зама, сидящего на своем обычно месте, за приставным столом: — Так мы, по проценту раскрываемости квартирных краж, по итогам трех месяцев опустились на последнее место, вместе с районом имени Всесоюзного старосты. У нас процент раскрываемости просто пал с тридцати трех до двадцати четырех процентов. Через месяц у нас заслушивание по этому вопросу, и если ничего не изменим за оставшиеся дни, то все получим по самое «не могу». И у меня складывается мнение, что к заслушиванию цифра раскрываемости особо не уменьшится. А почему, спросите вы? Так я отвечу. Старший по линии не считает необходимым на утренние и вечерние разводы приходить. Опера, вместо того, чтобы, хотя бы в базу данных списки похищенного вносить, благо, вам единственным выдали компьютер, запираются и целыми днями или на самолетиках летают, или в карты режутся. Я извиняюсь, а зачем мне такой старший на линии, по которой ежедневно только новые кражи регистрируются и все, больше никакой работы не происходит. Во всяком случае, я ее не вижу.
— Я могу ответить, товарищ майор? — я склонил голову к плечу, переведя взгляд на переносицу шефа: — Докладываю по пунктам, товарищ майор. По поводу базы учёта похищенного имущества. Я лично, по субботам, вбиваю в компьютер похищенные за неделю из квартир вещи. Только толку от моей работы нет. Почему? Отвечаю. У нас опера, выехав на преступление, пишут в заявлении: похищено кольцо золотое, обручальное, оцениваю его в сто двадцать рублей. Следователь, читая заявление, что опер принял, записывает в протокол допроса потерпевшего — кольцо золотое, обручальное, стоимостью сто двадцать рублей. Я в субботу забиваю тоже самое в базу. И какой результат нашего труда и использования чуда техники — «Pentium» «двести восемьдесят шестого», которым вы мне тыкаете каждую неделю? У нас сейчас в розыске, по моей базе, похищенными из квартир числится триста пятьдесят золотых колец. Где, какое, и откуда похищены — куй его знает, товарищ майор, собака след не взяла. И толку с такой базы данных? А, между тем, у меня же в базе, в таблице, есть разделы, только по кольцам: вес, размер, наличие пробы, именников и прочих клейм. Гладкая поверхность или ребристая, наличие камней, цвет металла, цвет и количество камней, их форма. Я к вам, шеф, сколько раз подходил, просил занятия организовать, для оперов наших и следаков, чтобы я, под роспись, довел до каждого требования, какие данные похищенной вещи писать в заявление, протокол и ориентировку? По-моему, дважды. Вы мне что сказали? Будь готов, но пока некогда. Я к каждому, этой комнате присутствующему, лично подходил, просил на выездах подробно описывать похищенное.
Я обвел взглядом притихших оперов:
— К кому я не подошел к этому вопросу? Есть такие? И вы мне теперь предъявляете, что по моей вине база не рабочая? Есть еще вопросы по данному пункту?
— Так может быть, Павел— поднял от своей писанины голову заместитель начальника: — целесообразно сотрудникам линии квартирных краж самим выезжать на все квартирные кражи. И информацию будут получать полную, на месте происшествия, и базу будут забивать так, как надо.
По просветлевшим лицам присутствующих я понял, что предложение Владимира Николаевича, народу, как говорится «зашло».
— Я, Владимир Николаевич, вас безмерно уважаю, но говорю сразу –нет!