— Конечно же, нет. — Он налил в стакан виски и передал ей. Потом посмотрел на девушку, держа в руке свой стакан. Черты его лица смягчились, а ее душа начала оттаивать.
— Наверное, все мужчины во флоте Арчона влюблены в вас?
— Нет, — прошептала она, пытаясь подавить в себе влечение к нему. В его присутствии она успокоилась, страх исчез. Конни вспомнила то сладкое чувство, испытанное ею, когда он обнял ее. — Мужчины понимают, что я не стану их женщиной. Мне очень одиноко…
— Я… Вы много для меня значите… От одиночества есть лекарство. Все можно изменить.
Ей не понравилось учащенное биение собственного сердца и волнение, всколыхнувшее ее грудь.
— В самом деле? А вы можете изменить вашу жизнь? Серьезно… Я наблюдала за вами. Теперь вы опять — прежний Соломон Карраско. Каким-то образом вам удалось похоронить «Гейдж». Вы стали самим собой… И вам это нравится! Не хотели бы вы оставить «Боаз» и поселиться со мной на Звездном Отдыхе? Нет, мне кажется, космические полеты у вас в крови… Вы хотите, чтобы я согласилась с вашими условиями?
Карраско вздохнул и пожал плечами.
— Думаю, да…
— Тут нечего думать. — Она улыбнулась ему. — Если вы выйдете в отставку, то постоянно будете мечтать о космосе, вспоминать звезды и корить себя за то, что передали такой корабль, как этот, кому-нибудь, вроде Петрана Дарта.
— А вы? Вам ведь не нравятся эти политические интриги, не так ли? О, вы неплохо работаете в этой сфере, но ваша душа не лежит к этому, Констанс. — Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Когда Соломон прикоснулся к ней, она почувствовала, как трепещет ее душа.
— Да, — прошептала она. — Вы правы… Я не люблю политику. — Констанс тепло улыбнулась ему. Осмотрительность покидала ее, желание нарастало. Его руки у нее на плечах казались удобной, уютной мантией.
— «Боаз», спроецируйте изображение Галактики на экран каюты капитана, пожалуйста. — Тотчас на черном фоне появилось звездное поле. — Вот где мне хотелось бы находится, Сол. Я не политик…
— Меня все это тоже притягивает, — согласился он. Выражение его глаз тронуло ее. Она уже больше не могла сопротивляться. Конни чувствовала теплоту его плоти, в ней пробуждались забытые желания. Ощущая, как сильно бьется ее сердце, она сделала глубокий вдох, понимая, что назад пути уже нет. Теплота распространилась по всему ее телу.
— А что, если вы полетите со мной, Сол, на моем корабле «Бэд Бой»? Вы ничем не будете обязаны Братству или кому-то еще. Полная свобода…
Выражение его лица стало напряженным. Карраско молчал. Она забеспокоилась.
— Вы влюблены в кого-то? — спросила Констанция.
Сол встретился с ней взглядом и разразился смехом.
— Да, вы правы… Я влюблен… в «Боаз».
— Спасибо, капитан, — раздался голос корабля. — Извините, что прерываю вас. Констанс, я очень уважаю капитана, и мне трудно состязаться с ним. Он очень умен, и у него большое сердце… Позвольте оставить вас наедине. — Динамик умолк.
Сол весь напрягся и покраснел под взглядом девушки.
— Что же он делает, негодяй!
Констанс почувствовала иронию в словах капитана. Их взгляды встретились, а в следующий миг он уже целовал ее в губы. Она не могла сопротивляться ему. Когда Сол отстранился от нее, Конни поняла, что они переживают обоюдные чувства.
Задыхаясь, он прошептал:
— Думаю, ты — самая замечательная женщина из всех…
Она закрыла глаза и обняла его еще крепче.
— Этого не должно было случиться. — Констанс сглотнула слюну и увидела, что капитан вопросительно смотрит на нее. — Но я… О, черт, Сол, я не знаю, что мне делать… — Она провела пальцем по его груди и плечам.
— Так, может быть, подождем немного…
— Нет! — Улыбка осветила ее лицо. — Некоторое время назад я перешла черту. Теперь уже возврата быть не может… — Она нежно обхватила руками голову, их губы встретились; ее душа устремилась к нему.
Конни проснулась в темноте и прохладе. Она тут же вспомнила блаженные моменты их соития, приятную нежность его тела. После того, как все произошло, Сол все еще держал ее в своих объятиях; звучал ее рассказ о себе… Они вновь слились в единое целое, а потом волны блаженства омыли все ее тело.
Карраско обнимал Конни, гладил ее волосы осторожно, и с каким-то благоговением, прикасаясь к ней. Теперь она видела его душу, убеждаясь в справедливости слов отца.
Конни прикоснулась к его лицу, провела пальцами по его груди. Прижала Сола крепко к своей груди. Он что-то бормотал во сне.
Как это все не похоже на случившееся на Арпеджио, где она потеряла свою невинность. «Не надо, Конни, не думай об этом… Он был зверем, а ты — молода и наивна… Понимаешь теперь? Любить можно нежно, безболезненно, без синяков и укусов. Забудь… забудь те дни! Он использовал тебя! Сбрасывал в тебя семя и плел свои интриги… Ты для него стала инструментом наслаждения и политических игр. Да, Конни, забудь об этом навеки!»
Она чувствовала теплоту тела Сола, его шелковистую кожу. Он нежно любил ее всей душой. Чудесные воспоминания охватили ее, и сердце радостно забилось в груди…
— О, Боже, — прошептала Констанс. — Что же я наделала?