Но ради модернизации рынку даже не пришлось пожертвовать тем хорошим, что было в нем и прежде (я не говорю о тогдашних низких-низких ценах). В секторе отборных улиток я остановился на одну-две минуты, восхищаясь прилавком с горшками пластиковых цветов и жирными улитками, подвешенными в сетках. Напротив, у зеленщика, в секторе салатов, на кафеле была изображена идиллическая сцена из жизни валенсианской провинции: фермер, вооруженный традиционной испанской мотыгой с плоским лезвием, стоит босиком на фоне уходящих вдаль аккуратных грядок капусты. В секторе трав и специй висели пучки сушеных трав, перевязанные длинными стеблями травы альфа (эспарто).
— Вы вот эти попробуйте, они замечательно сладкие, — произнес голос у меня над ухом, когда я проходил мимо оживленного прилавка с фруктами.
Полногрудая торговка протягивала апельсин размером с добрый грейпфрут. Я отколупнул кусочек цедры ногтем большого пальца и потер блестящей кожицей кисть руки, вдохнул похожий на одеколон аромат лимонного масла. По испанскому обычаю я отгрыз кожуру и содрал белую мезгу и кожицу, чтобы добраться до прохладной плоти фрукта. И жадно проглотил дольки: они были насыщены соком, их свежесть была ощутима и на ощупь, и на вкус. Это был идеальный валенсианский апельсин, живое напоминание о том, что мы недооцениваем этот великолепный фрукт, принимая его как должное.
Наскоро глотнув пива в рыночном баре, я поехал по новой трамвайной линии из центра города к морю, вышел на остановке «Доктор Льюк» и быстро прошел пешком по нескольким самым убогим улочкам Валенсии. Когда прежнюю гавань передвинули на одну-две мили дальше по берегу, основав там большой грузовой порт, район Грао пришел в запустение. Индийцы, марокканцы, южноамериканцы освоили это место и поселились тут, на безликом фоне круглосуточных магазинчиков, пунктов видеопроката и дешевых баров с выцветшими, обтрепанными маркизами. Дети играли прямо в канавах.
По соседству с районами Кабаньял, Грао и Мальва-Роса находились старомодные приморские кварталы, протянувшиеся от гавани до городского пляжа. Если Кабаньял и Грао были припортовыми рабочими районами, временным обиталищем докеров, матросов и рыбаков, то Мальва-Роса была потрепанным Брайтоном Юга, этаким прибрежным кварталом развлечений, где более бедные жители Валенсии когда-то предпочитали проводить выходные.
Но и тут, в прибрежном районе, в воздухе веяло переменами, словно живительным ароматом соли и озона. Новые здания возводились так же быстро, как рушились старые. С верхнего этажа свежеотстроенного дома, в котором как раз вставляли окна, до меня донеслась русская речь: собеседники рявкали друг на друга, требуя подавать цемент. В воздухе носилась пыль, запах распада и обновления.
Приближалось время ланча, и я направил свои стопы к ресторану, который традиционно считается лучшим в Валенсии и входит в первую десятку или двадцатку лучших в стране. «Ка Сенто» всегда интриговал меня как своей историей, так и той просто невероятной одержимостью качеством продуктов, какую испытывают его повара.
Владельцы ресторана — семья Александер, родом из Грао, района трудолюбивых рыбаков, он находится тут же, сразу за набережной порта. В начале 60-х годов Висент Александер и его жена, Мария Муриа, эмигрировали в Швейцарию, проработали там четырнадцать лет, а в 1977 году вернулись и открыли бар на скромной улочке Мендес-Нуньес.
Это был матросский бар с орущим в углу телевизором и пивом в розлив, тут подавали кока-колу и простые столовые вина, да и бутылка неочищенного бренди всегда была под рукой на случай, если местный цыганский барон зайдет с визитом к этой паре. Бизнес держался на плаву благодаря фирменному блюду под названием «Сенто» (сокращенно от Висент) и Марии, стоявшей за стойкой бара.
— Что у вас есть? — кричали посетители еще из дверей.