Испанец

- Я говорю о том, - мягко ответила Иоланта, словно мстя сеньору Педро за что-то, - что это преступление – оставить молодую, влюбленную беременную женщину без поддержки и внимания, будто ничего не было, будто она никто для сеньора Эду. Он поступает верно. Так, как должен поступать каждый мужчина. Он был с ней, и не отказывается от этой девушки. Это правильно. Идите, сеньор Эду. Ваша поддержка будет сеньорите лучшим лекарством. Идите, - с напором повторила Иоланта, - и не слушайте никогда тех, кто будет учить вас прятать голову в песок и отворачиваться от очевидных вещей. Это ваш ребенок. Я в том уверена. Ваш ребенок, сеньор Эду, и ваш внук, сеньор Педро. Подумайте над этим.

- Иоланта! Не ты ли повторяла то же самое, - язвительно поинтересовался де Авалос, - что Марина…

- Поддакивала вам, - небрежно перебила его Иоланта, чуть пожав плечами. – Служила вам. Да, всю жизнь вам поддакивала, оберегая ваш покой и боясь потревожить чувства. Но что я имею взамен? Хоть каплю внимания? Понимания? Уважения? Вы слишком избаловались, сеньор Педро, и изнежились. Вам надо научиться принимать мужские решения. Эду, думаю, вам с этим поможет.

- Ты никогда не обращалась ко мне за помощью, - сердито заметил де Авалос. Иоланта насмешливо вздернула бровь.

- Марина тоже не просит, - заметила она. – Однако, сеньор Эду отчего-то решил для себя, что ей эта помощь нужна. В свое время, - глаза Иоланты стали печальны, - если бы один нерешительный сеньор протянул эту руку помощи, у вас был бы брат, сеньор Эду. Или сестра. Как знать.

На мгновение между этими тремя людьми повисла такая глубокая тишина, что было слышно, как со щелканьем перемещается секундная стрелка в больших напольных часах.

- Отец?! – первым молчание нарушил Эду. В голосе его было такое изумление, словно сейчас под его ногами разверзлась земля, и молодой человек увидел ад.

Де Авалос и Иоланта молчали.

Они смотрели друг другу в глаза, и в этом молчаливом поединке словно мысленно разговаривали, припоминая те времена, о которых так больно, беспощадно и справедливо напомнила Иоланта.

- Это очень больно, сеньор Эду, - заметила Иоланта наконец. В голосе ее боли не было, наверное, оттого, что она научилась за столько лет скрывать ее. – Потерять. Идите.

Не говоря больше ни слова. Эду пулей вылетел прочь, и де Авалос услышал, как вдалеке хлопнула дверь.

- Почему ты молчала, Иоланта? – глухо спросил де Авалос. – Почему не сказала ничего, не дала знать?..

Иоланта пожала плечами и улыбнулась так, как она обычно это делала – вежливо и фальшиво.

- Я хотела защитить вас, - ответила она просто. – От чувства раскаяния, от всего мира – точно так же, как вы сейчас защищаете Эду.  Я пощадила ваши чувства. Но он сказал мне недавно… - Иоланта покачала головой, потерла переносицу, скрывая набежавшие слезы. – Ах, какой умный и храбрый мальчик Эду! Я иногда горжусь тем, что приложила руку к его воспитанию! Он сказал мне однажды, совсем недавно, что вы – мужчина. И что это не женское дело, - Иоланта рассмеялась сквозь слезы, уже не в силах их скрыть, - защищать мужчин. Должно быть все наоборот. И я ему верю. Верю.

Глава 15. Эду

Эду не приходил.

Марина лежала в постели, неотрывно глядя в окно и почему-то вытянувшись в струнку, ощущая напряжение в каждой мышце тела. Ей казалось, что так она удержит себя от рыданий – и от плохих мыслей, что лезли в голову, тоже.

Воображаемая Анька в голове молчала. Точнее нет, не молчала – виновато кряхтела, словно припоминая свои разнузданные вопли, которые заставляли и без того потерявшую голову Марину забывать обо всем на свете. И Марина, перебирая в памяти счастливые моменты этой весны, из всех сил старалась, чтобы они оставались такими- счастливыми и добрыми.

«Все же, я люблю его, - Марина старалась улыбаться, но думала об Эду, как уже  прошедшем этапе в ее жизни, стараясь смириться с очередной потерей и таким обычным, почти рядовым, предательством. – А ребенок… наверное, это хорошо – то, что у меня все же останется часть от Эду…»

«Приедешь, - тотчас же оптимистично оживилась Анька, - родишь… Будешь по скверу с бэйбиком гулять! Представь: у всех дети, как дети, а у тебя – испанец!»

Марина подумала так – и не вынесла, расплакалась, укоряя себя, словно была в чем-то виновата.

«Может, и виновата, - подумала она печально, стирая слезы со щек. – Не нужно было торопить события… Все-таки, и месяца не прошло, а тут такое…»

«Ну, кто же знал, что вы не предохранялись, - виновато бубнил Анькин голос на периферии сознания. – Трахались как кролы! Да ладно, не кисни! Это всего лишь мужик, их вон три миллиарда шляется по планете. Или больше. Ну, не реви!»

"Три миллиарда, - подумала Марина. - А люблю я одного..."

Но, как бы себя не ободряла Марина разговором с воображаемой подружкой, а легче не становилось. Марина понимала, что теперь она не одна, но именно в этот момент чувствовала себя ужасно одинокой. Она закрывала глаза и ощущала, что падает в черную пустоту, в вакуум, который высасывает из нее жизнь.