Этот вопрос непосредственно касается нашего разговора об искусстве. Ибо, обратите внимание, ведь наши богатые дома подобны дурацким крольчатникам, свидетельствующим о глупости нашей поддельной цивилизации. И это вместо того, чтобы проектировать дома тем здравым способом, который применялся со времен Гомера и вплоть до времен Чосера{5} и согласно которому, в частности, к большому залу примыкало несколько комнат, где каждый мог делать все, что ему заблагорассудится, — кто спать, а кто хандрить. Не удивительно, что наши дома так тесны и низки, если сама жизнь, которой живут в них, тесна и подла. Почему бы нам, кто размышляет об этом, — а я уверен, что об этом размышляют многие, — не изменить это низменное и жалкое обыкновение, не упростить нашу жизнь и не заняться образованием наших друзей, чей труд доставляет нам столько удобств? Почему бы и вам и мне не приняться за это завтра же? Потому, что мы не в силах, потому, что наши слуги не захотят этого, зная, подобно нам, что обе стороны будут чувствовать себя не в своей тарелке. Цивилизация XIX века воспрещает нам распределять нашу утонченную культуру между всеми домочадцами поровну! Да, вы видите, что мы, представители среднего класса, если и являемся власть имущими, — а мы и в самом деле таковыми являемся, — то лишь играем роль, уже не раз сыгранную в драмах мировой истории: мы сильны, но несчастны, мы — важные, уважаемые люди, но нам до смерти скучно, мы купили наше могущество ценой собственной свободы и радости. Так что на вопрос: «можем ли мы избавиться от роскоши и жить простой, благопристойной жизнью» — я могу ответить: — «Да, но лишь когда освободимся от рабства капиталистической коммерции, и не раньше».
Среди вас, несомненно, есть такие, кто жаждет свободы, кто образован и изыскан и чье восприятие красоты и гармонии только обостряется при мысля, что и красота и гармония могут пострадать от грубости конкурентной коммерции. Есть среди вас и до того заправленные и загнанные, хотя и состоятельные и даже, быть может, богатые люди, что ничуть не пострадают от социальной революции: любовь к искусству, то есть к подлинному наслаждению жизнью, уже подготовила их к тому, чтобы они соединили свою судьбу с судьбой наемных рабов конкурентной коммерции. Эти люди и рабочие должны помочь друг другу, воодушевиться общей надеждой, — иначе так и будет тянуться жизнь, так и придется умереть — без помощи, без надежды. Пусть же жаждущие освободиться от гнета толстосумов уповают на тот день, когда они станут свободными!
Тем временем, если при нынешнем гнете для нас почти не осталось никакой работы, которую стоило бы делать, то давайте no крайней мере стремиться к одной цели — поднять низкий — самый низкий — уровень жизни. Это вложило бы палку в колеса триумфальной колесницы конкурентной коммерции. А я не могу представить себе ничего более важного для подъема уровня жизни, чем убедить тысячи тех, кто живет своим трудом, в необходимости поддержать вторую часть требования, которое я провозглашаю от имени труда: