Искусство и жизнь

И вот, наперекор ее идиотской власти, от имени порабощенного коммерцией труда, я провозглашаю требование, разумность которого, я уверен, не оспорит ни один мыслящий человек. И если оно будет принято, то повлечет за собою такую перемену, которая нанесет поражение коммерческой системе, и это означало бы, что конкуренция сменится сотрудничеством, а индивидуализм и анархия — социальной гармонией. Взглянув на это требование при свете истории и собственной совести^{2}, я вижу, что оно безусловно справедливо и возражать против него означало бы не что иное, как отречение от надежды нашей цивилизации. Это требование заключается в следующем: справедливо и необходимо, чтобы все люди делали работу, которую стоит делать и которая сама по себе была бы приятна; она должна протекать в условиях, не вызывающих ни слишком большой усталости, ни непосильного напряжения. Присмотритесь к этому требованию с разных сторон, как это делаю я, обдумайте его вместе со мной — клянусь, я не вижу в нем ничего чрезмерного, и тем не менее, повторяю, — если общество пожелает или сможет его принять, облик мира изменится, а с недовольством, распрями и бессовестностью будет покончено. Чувствовать, что мы делаем полезную для других и приятную для нас самих работу, что ни эта работа, ни заслуженное ею вознаграждение не смогут обмануть наши надежды! Разве это грозит нам каким-то ущербом? А ценой, которую миру придется заплатить за свое счастье, будет революция: социализм сменит laissez faire!^{3} Как же мы, средний класс, можем способствовать такому положению дел, которое, насколько возможно, было бы противоположностью нынешнему? Противоположностью, — не менее. Ибо прежде всего работа должна заслуживать того, чтобы ее совершали. Подумайте, какой переворот это вызовет в мире! Признаюсь, одна мысль о колоссальной работе, проделываемой ради создания бесполезных вещей, вызывает содрогание. Было бы поучительно для любого из нас пройтись в будний день по двум или трем главным улицам Лондона, чтобы точно представить себе, сколько безделушек, которые могут стать лишь помехой в повседневной жизни серьезного человека, выставлено в витринах лавок. Нет, в большинстве этих безделушек вообще не нуждается никто — ни серьезный, ни несерьезный человек. Только по глупой привычке самые легкомысленные из нас полагают, будто они нужны им, и даже многим из тех, кто покупает их, они явно мешают работать, думать, радоваться. Но подумайте, прошу вас, о громадной массе людей, занятых производством этой убогой мишуры, начиная с инженеров, которые должны делать машины для ее производства, до несчастных клерков, сидящих годы напролет целыми днями в ужасных клетках, где оформляются оптовые сделки, до лавочников, которые, полностью подчиняясь коммерческому интересу, продают эти товары в розницу и выслушивают при этом бесчисленные оскорбления, не будучи вправе обижаться; до праздной публики, которой эти товары не нужны, но которая покупает их, чтобы они надоедали ей и вызывали ужасное отвращение. Я говорю просто о бесполезных вещах, но есть и другие, не просто бесполезные, но активно разрушительные и ядовитые, продающиеся на рынке по дорогой цене, — например, недоброкачественная пища и напитки. Велико число рабов, которых конкурентная коммерция использует, чтобы приукрашивать это постыдство. Прибавьте к этому громадную массу труда, попросту растрачиваемого зря, ибо многие тысячи мужчин и женщин буквально не производят ничего при страшном, нечеловеческом напряжении, умертвляющем душу и укорачивающем саму жизнь.