Читаем Искусство и жизнь полностью

И насколько мы можем видеть, революция в этом направлении, касающаяся качества достижений, теперь уже завершена, но что касается их уровня, то здесь, как указал в прошлом году г-н Дэвид А. Уэллс{1} (1887), обнаруживается тенденция ко все большему и большему замещению «мускульной силы».

Такова очень кратко история развития промышленности за последние пятьсот лет. И вот встает вопрос: вправе ли мы желать, чтобы ремесла в свою очередь снова заманили машины? Или, может быть, лучше спросить иначе: разовьется ли современное машинное производство в новое, столь независимое от человеческого труда, что мы этого не можем даже представить себе, или же оно разовьется в свою противоположность, в новый и лучший вид ремесленного производства? Вторая форма этого вопроса предпочтительнее, потому что помогает дать разумный ответ людям, которые, будучи озабочены судьбами красоты, наверняка спрашивают, — хорош или плох совершившийся переход от ремесла к машинам? И на этот вопрос можно ответить, по-моему, так, как сказал мой друг Белфорт Бэкс: в статике он плох, в динамике — хорош. Как условие жизни, машинное производство в целом есть зло, но как средство, обеспечивающее лучшие условия жизни, оно незаменимо и на некоторое время останется таковым.

Попытавшись, таким образом, отмежеваться от реакционного пессимизма, я попробую показать, почему же в статике ремесло, по моим понятиям, желательно и почему его гибель ведет к разложению жизни. Итак, я не удержусь прежде всего резко и прямо заявить, что машинное производство обязательно рождает уродливую утилитарность во всем, с чем имеет дело человеческий труд, а это — серьезное зло, ведущее к распаду человеческой жизни. Так это очевидно, что не многие отважутся отрицать справедливость последней части моего утверждения, хотя в глубине души большинство культурных и образованных людей не склонно считать машинное производство злом, ибо их собственный распад зашел уже так далеко, что своими глазами они неспособны отличить красоту от безобразия. Их признание желательности красоты — лишь условность, суеверный пережиток тех времен, когда красота была необходима всем людям. Мысль, что машинное производство рождает уродство, я не могу обсуждать с этими людьми, потому что они не только не знают, но и не желают знать, как отличается красота от уродства; а с теми, кто понимает, что значит красота, мне не к чему обсуждать это, поскольку им слишком известно, что продукция нашего машинного века безобразна и что повсюду, где что-либо из старого исчезает, появляется нечто новое, уступающее ему в красоте. Это относится, кстати, к нашим полям и вообще к природе. Искусство красиво делать любые обыкновенные предметы: повозки, ворота, ограды, лодки, сосуды и протее, не говоря уж о домах и общественных зданиях, — бессознательно и без всякого сопротивления кануло в прошлое; если что-нибудь из этих простых предметов нуждается в обновлении, то единственно, над чем задумываются, — это во что это обойдется, отделываясь таким образом от ответственности и перекладывая их исправление на следующее поколение.

Могут оказать — и я сам слышал это, — что поскольку в мире еще сохранилась какая-то красота и какие-то люди, которые восхищаются ею, то в эклектизме, признанном сегодняшним днем, есть определенная польза, ибо на фоне безобразия только и может быть оценена по достоинству столь редкая теперь красота. Подозреваю, что это всего лишь вариация идеи, воспринятой как якорь спасения самым ленивым и трусливым слоем наших образованных классов, идеи, согласно которой страдать ради меньшинства — это благо большинства. Но если кто-нибудь искренне опасается, что мы можем оказаться слишком счастливы, находясь в приятном окружении и имея возможность постоянно им наслаждаться, то я должен ответить, что страх этот неоправдан. Даже когда отлив и его волны унесут наконец нынешние убожество и вульгарность, то, мне кажется, понадобятся усилия многих поколений, чтобы усовершенствовать это преобразование. И когда наконец оно завершится, то прежде всего мы будем радоваться собственному успеху и победе, а затем нам придется долго пробираться через гнилое море уродливости, от которой мы в конце концов избавимся. Но ответ на это возражение, собственно, должен быть глубже. Насколько я понимаю, мы хотели бы, чтоб ни у кого не возникало сознательное желание создавать красоту ради самой красоты; именно оно порождает жеманство и изнеженность среди художников и их поклонников. В великие художественные эпохи сознательные усилия направлялись на то, чтобы создавать замечательные произведения во славу города, во имя торжества церкви, для воодушевления граждан или для оживления набожности и веры. Даже для самого возвышенного искусства целью была не красота, а историческая правда или наставление живым людям и их потомкам.

Перейти на страницу:

Все книги серии История эстетики в памятниках и документах

Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное