Это была одна из последних перехваченных телеграмм, уже дешифрованная и переведенная на английский. Текст гласил: «Обстоятельства требуют строжайшего ограничения доступа к сигналам. Отныне я запрещаю любому, не имеющему специального ордера из Адмиралтейства, выходить на частоты морской “Энигмы”. Любое нарушение запрета будет рассматриваться как покушение на национальную безопасность Германии».
– Ну вот, – торжествующе провозгласил Бёрч, – теперь мы еще и нарушители.
– Похоже на то, – Фарли кивнул.
– Немцы разозлятся на нас, как думаешь?
– Есть такой риск.
Оскар расхохотался как сумасшедший.
Незадолго после этого в Блетчли перехватили телеграмму самого фюрера, предписывающую форсировать военные действия против англичан. Телеграмма заканчивалась призывом: «Победите Англию!» – казавшимся невыполнимым уже потому, что его читали в Блетчли.
Потом было еще несколько перехваченных телеграмм, но переломный момент наступил позже, когда Тьюринг и его коллеги обнаружили несколько старых рапортов, посланных в эфир с немецких метеорологических судов не через «Энигму», а при помощи менее сложных систем. В результате англичане получили ключ к еще одному шифровальному коду. В ходе новой операции были захвачены метеорологические суда «Мюнхен» и «Лауенбург», после чего в Блетчли поступил новый кодовый материал.
В мае шифровки морской «Энигмы» читались как открытая книга.
Трудно было переоценить значение этого прорыва. Британский флот получил возможность обороняться. Конвои с поставками в Англию успешно избегали столкновения с немецкими подводными лодками. В июле потери британского флота упали ниже 100 000 тонн впервые с 1940 года. Жизнь заиграла новыми красками. Не последнюю роль сыграло и то, что немецкое командование бо́льшую часть морских сил направило в Средиземное море. Не говоря о разрыве Гитлером пакта Молотова – Риббентропа и войне против Советского Союза.
Нападение на Англию откладывалось. Фарли казалось, что в Блетчли это почувствовали все, даже не имеющие представления об успехах группы из восьмого барака.
Дышать стало легче. Газеты уже не так пестрили сообщениями об утонувших или замерзших насмерть английских моряках.
При этом проблем у группы из Блетчли не убавлялось. Разгадывать коды «Энигмы» – все равно что начинать каждый день с партии в покер. Приходилось идти на риск, блефовать. Возникали новые вопросы, в том числе о том, что делать с полученной информацией. Разумеется, материалы использовались и каждый день спасали сотни жизней. Но немцы не должны были заподозрить, что код «Энигмы» взломан. Последнее грозило очередным усложнением системы со всеми вытекающими последствиями. Каждый криптологический успех ставил под угрозу все дело. Не раз британское командование жертвовало человеческими жизнями и техникой лишь ради того, чтобы скрыть от противника, что его коммуникационная система взломана. Не раз британские суда изображали маневрирование «вслепую». Теперь же эта проблема заострилась как никогда. Ситуация требовала предельной осторожности.
Однажды, когда Фарли проходил по длинному и извилистому коридору восьмого барака, его окликнул знакомый голос:
– Привет, Оскар!
В дверях одной из комнат, освещенный тусклым светом простой лампочки, стоял Фредрик Краузе, тот самый, который двенадцать лет спустя заставил Оскара поволноваться.
Краузе был приятель Тьюринга. Более открытый, чем тот, но тоже не без странностей. Болтливость и общительность сочетались в нем с робостью и пугливостью. Кроме того, он был синестетик: каждая цифра вызывала у него определенные цветовые ассоциации. Решать математическую задачу для Краузе было все равно что смотреть в калейдоскоп.
– Привет, Фредрик, – ответил Фарли.
– Как ты?
– Помаленьку.
– Устал?
– Не особенно. Ты хотел что-то спросить?
– Конечно. Мы атаковали подводные лодки возле Бишоп-Рок?
Фарли знал ответ на этот вопрос, но что он должен был говорить? Правда не всегда идет на пользу. Особенно молодым ученым, которые трудятся день и ночь ради конкретного практического результата. Поэтому Фарли пробормотал что-то вроде: «Да, конечно» – и собирался было идти дальше, но был остановлен взглядом Краузе.
– Нет, – сказал тот. – Что случилось с нашим конвоем, Оскар?
– Мне жаль, Фредрик, но конвоем пришлось пожертвовать.
– Что за черт… – выругался было Краузе, но осекся на середине фразы, продолжать которую все равно не имело смысла.
Оскару захотелось похлопать Фредрика по плечу, но вместо этого он пробормотал только: «Это война», и продолжил путь по коридору.
Они сделали все возможное. Предупредили командующего транспортным флотом. Но в Адмиралтействе отказались посылать эсминцы против немецких подлодок. Высшее начальство боялось посеять в немцах подозрение, и конвоем решили пожертвовать. Такова логика войны.
Вероятно, это была не последняя жертва. Тем летом в Блетчли почти никто не сомневался в том, что рано или поздно враг узнает правду. Это был вопрос времени.