– Ты пришел сюда с оружием?
– Напасть могут везде, – ответил он.
– Даже в бальном зале?
Уит привлек ее к себе, отлично понимая, что совершает безумие.
– Особенно в бальном зале. Увидеть тебя в этом платье – настоящее нападение. – Он взялся за скользкий шелк на ее спине, и несколько секунд обдумывал, что будет, если он совершит очередное безумство – сорвет с нее платье, уложит на шуршащую листву и даст все, что она хочет от него получить.
Его мужское естество было полностью согласно с таким развитием событий.
Хэтти неуверенно спросила:
– Тебе нравится?
«Мне ты нравишься». Мысль потрясла Уита. Она оказалась обескураживающей, впрочем, как и танец. Он отпустил Хэтти. И тут же возненавидел себя за удивление и разочарование на ее лице. Он молча следил, как она одернула юбки, старательно не глядя на ее грудь и прочие чрезвычайно привлекательные места.
После долгого молчания он пробормотал:
– Я должен тебе вальс.
Хэтти покачала головой.
– Вальсов мне пока хватит. Полагаю, тебе тоже.
Это не был вопрос. Она не ждала ответа. А Уит, по неведомой ему самому причине, вдруг сказал:
– Человек, который был моим отцом, настоял, чтобы я научился танцевать.
Хэтти медленно выпрямилась. Она двигалась осторожно, словно внезапно обнаружила, что находится в присутствии бешеной собаки. Возможно, так оно и было.
– Человек, который был твоим отцом, – тихо повторила она.
– Я его не знал, – сказал Уит, зная, что не может сказать ей все, и отчаянно желая этого. – По крайней мере, в первые одиннадцать лет моей жизни.
Хэтти кивнула, как будто все поняла. Она, конечно же, ничего не поняла. Никто не мог ничего понять. Никто, за исключением еще двух мальчиков, живших той же жизнью.
– Где ты был… раньше?
Вопрос прозвучал так, словно она хотела задать их тысячу, но сдерживалась, и только этот один вырвался наружу. Это был странный вопрос, Уит его не ожидал. Он всегда считал свою жизнь, разделенной на две части – до появления отца и после. Но то был не просто день первой встречи с отцом. И он не думал о времени, которое было раньше. Не хотел о нем вспоминать.
Поэтому он не мог понять, почему сказал Хэтти правду:
– В Холборне.
Еще один кивок. Словно этого было достаточно. Но неожиданно стало ясно, что этого не может быть достаточно. Уит полез в карман и достал часы. Золото, лежащее на ладони, было теплым.
– Моя мать была швеей, – сказал он. – Она чинила одежду морякам. Когда была одежда для починки.
– А твой… – Она заколебалась, и он отлично понял причину ее колебаний. Хэтти не желала произносить слово «отец». – Он был моряком?
Уит бы многое отдал, чтобы его отец действительно был моряком. Как часто он мечтал об этом – чтобы мать родила его от человека, который ушел в море в поисках удачи с маленькими портретами жены и сына в кармане. Они напоминали бы ему о доме, куда он собирался вернуться, разбогатев на другом конце света.
Сколько раз он лежал в постели, не мог заснуть и смотрел на мать, которая сутулилась над кипой грязной одежды, принесенной мужчинами, которые всегда требовали больше, чем обычной починки. Она почти ничего не видела, поскольку огарок свечи не давал света. А Уит мечтал, что вот-вот раздастся стук в дверь, войдет вернувшийся из дальних странствий отец и спасет их.
Как-то раз действительно раздался стук в дверь и вошел отец, высокий и красивый, с выражением брезгливости на аристократическом лице. Этот человек был окружен аурой богатства, ради которого он не ударил палец о палец, потому что родился с ним. Эта аура всегда сопровождала его – в надменном выражении лица, покрое костюма, начищенных до блеска сапогах.
С тех пор минуло двадцать лет, а Уит все еще помнил, с каким благоговением смотрел на эти сапоги. Они сверкали, словно солнце. В Холборне даже зеркал таких не было. Эти сапоги, на которых не было ни одной пылинки, ни одной царапинки, были лучшим свидетельством богатства, чем если бы человек назвал свое имя и титул.
А он так и сделал. Оказалось, что их почтил своим визитом герцог Марвик. Это имя с рождения открывало перед ним все двери. Это имя давало ему все мыслимые привилегии. Оно позволяло этому человеку получить все, что он только пожелает.
И он получил все, за исключением одного, чего он желал больше всего на свете. У него не было наследника. И для этого ему требовался Уит.
– Он не был моряком, – после долгой паузы сказал Уит. – Он был никем до тех пор, пока не вошел в дверь нашей комнаты в Холборне и не пообещал нам весь мир, если только я пойду с ним.
– А твоя мама? – В голосе Хэтти звучал страх, словно она уже знала ответ.
Он не ответил, стиснув в руке часы. Он обернулся к бальному залу, из которого в сад лился свет, и проговорил:
– О вас, вероятно, сплетничают, леди Генриетта. Вы же взяли мужчину за руку и повели за собой в темный сад.
Удивительно, но она, казалось, не возражала против смены темы разговора. Легко усмехнувшись, она спросила: