Искупление вины

Он приник к замерзшему стеклу. Окна горели тускло-желтым светом, в какой-то момент ему показалось, что за окошком мелькнула тень. Маруся! Хотелось закричать от накатившего счастья. Но нет, это всего лишь тень от дерева, мерно раскачивающегося на ветру.

Свет в окнах вдруг погас. Сказка закончилась: ни продолжения, ни счастливого конца. Полная неизвестность.

И все же грудь распирало от счастья при мысли, что он находится от Маруси всего-то на расстоянии трех десятков шагов. Пусть их разделяет каменная стена, но они в одном городе, а там судьба предоставит ему шанс быть рядом с любимой, и он его не упустит!

— Я сделаю все, что нужно, — произнес Аверьянов и не узнал собственного голоса, прозвучавшего хрипло и с надрывом. К горлу вдруг подкатил тугой спазм, не хватало еще разрыдаться. Вот ведь как бывает — в плену слезинки не уронил, а тут готов по-мальчишески разрыдаться.

Майор понял его состояние и, предусмотрительно отвернувшись, проговорил:

— Рацию мы нашли, она оказалась точно в том месте, где ты и указал.

— Мне нечего от вас скрывать, рассказал все, как было.

— Мы тебе поверили… Нужно будет передать по рации такое сообщение: «Приземлились благополучно, ждем дальнейших распоряжений». Не сложно?

— Не сложно… Только для достоверности вместо «ждем дальнейших распоряжений» я бы написал: «Приступили к работе». А дальше подписываюсь: «Маз». Круг наших обязанностей обозначен, от нас ждут результатов в ближайшие несколько дней.

— Если считаешь, что так лучше, значит, так и сделаем.

— Можно задать вам один вопрос? — спросил вдруг Аверьянов.

— Спрашивай, — разрешил Волостнов. — Если он действительно только один.

— Вы поймали других агентов?

— Не совсем… Падышев был застрелен при задержании. Не пожелал сдаваться, а вот Лиходеева задержали. Но потом было решено расстрелять. — Взглянув на наручные часы, майор добавил: — Расстреляли во дворе тюрьмы пятнадцать минут назад. Не хочешь спросить, по какой причине?

— И по какой же?

— Отвечу тебе так… Он был недостаточно откровенен с нами. Проверили его информацию по другим каналам, а она не подтвердилась. Так что у меня к тебе очень большая просьба, будь с нами предельно честен. Валера, — обратился Волостнов к водителю, — вези нас в Управление.

— Понял, товарищ майор, — ответил сухопарый молчаливый водитель.

Автомобиль, осветив фарами падающий снег, выехал на центральную улицу.

Глава 12. Кажется, «Абвер» клюнул

Настроение было дрянь. Прошла неделя, а группа Филина не давала о себе знать. Обер-лейтенант Филипп Голощекин выходил в обговоренное время на связь, но эфир молчал. На восьмой день ожидания, преисполненный тревоги, он вновь нацепил наушники и принялся быстро отстукивать позывные Филина. Где же они? Почему так долго молчат? Что могло произойти с группой? Ведь она была одна из самых подготовленных, курировал ее лично майор Гемприх-Петергоф.

Неожиданно через трескучие шумы эфира обер-лейтенант услышал ответ: «Я — Маз!

Я — Маз!»

Тонкое эфирное попискивание напоминало звуки любимой мелодии. Голощекин поплотнее прижал наушники к голове, вслушиваясь в позывные. Передаваемые сигналы звучали быстро и очень четко, что свидетельствовало о высокой квалификации радиста. Почерк передачи обер-лейтенант узнал сразу — он принадлежал Аверьянову, одному из лучших учеников школы.

Группа объявилась в тот самый момент, когда руководство почти перестало надеяться на благоприятный исход. Едва сдерживая крик восторга, он привычно застучал ключом: «Маз, вас слышу! Как у вас дела?»

Еще через несколько минут прозвучал ответ:

«Петергофу. Десантировались благополучно. Встретились со связником. Приступаем к работе. Маз».

Расшифровав радиограмму, Голощекин немедленно поднялся к начальнику «Абверкоманды» майору Гемприх-Петергофу и, стараясь сдержать ликование, распиравшее грудь, выпалил:

— Группа Филина вышла на связь!

Майор стоял у окна и садовыми ножницами подрезал разросшийся в горшке куст розы. Он быстро повернулся к Голощекину и совсем по-приятельски произнес:

— Филипп, знаете, кем я бы хотел стать, если бы не закончил Александровское юнкерское училище?

— Надо полагать, что садовником, господин майор, — быстро нашелся с ответом обер-лейтенант.

— Ха-ха! — громко рассмеялся Гемприх-Петергоф. — А вы, я вижу, не без юмора… Это хорошо. В нашем суровом ратном деле спасает только юмор, пусть даже если он будет грубый и солдатский. А вы пошутили весьма тонко. За вашими плечами чувствуется кадетское образование, полученное где-нибудь в Нормандии, где весьма сильна русская община. Это я высказался без всякой иронии… Нет, дорогой Филипп, пожалуй, я бы стал продавцом роз. Мне нравится дарить людям радость. В моем большом доме под Кенигсбергом растут точно такие же красивые розы, с невероятно красными бутонами.

— А вы — романтик, господин майор.