Риз наклонил голову и прижался своими распухшими губами к ее колену, к ране на коже. Ее слезы остановились. В этот момент он понял: то, что настойчиво крутилось в его мозгу, — правда. Он не плохой. Он способен на сострадание. Мир вокруг не так уж плох, потому что Рен не оттолкнула, не закричала на него.
Нет.
Она перестала плакать.
Перестала дрожать.
Он представил, как мягкие пряди ее волос будут касаться его кожи, когда он поцелует ее разбитый лоб. Риз отстранился от ее колена и почувствовал влагу на губах. Он нахмурился, охваченный смущением, пробуя на вкус теплую жидкость. Рен медленно подняла взгляд, и ее карие глаза встретились с его голубыми. Риз схватил ее маленькую ручку и крепко сжал, словно от этого зависела его жизнь. Скользнув языком по своей разбитой губе, он слизал кровь Рен. Она отдавала медью — уникальный вкус, который он не забудет никогда. Такой восхитительный. Такой чистый. Принадлежащий исключительно Рен. Он с трудом сглотнул. Урчание в желудке прекратилось, потому что голод, происхождения которого он не понимал, был утолен.
— Я не плохой, — умолял он дрожащим голосом, глядя ей в глаза. Ему хотелось набраться смелости, чтобы протянуть руку и исцелить рану на ее лбу, но что-то его останавливало. Слова слетели с его губ, словно Риз находился в исповедальне перед священником, который до обожания любил его за то, кем он был. За все его ошибки. За шрамы прошлого.
Ее карие глаза сулили ему надежду, и десятилетний Риз, находясь так близко к потере всего, захотел быть добрым. Ее покрытое слезами лицо было таким прекрасным, что причиняло ему боль. Сердце Риза замерло, дышать стало тяжело. Так ощущается любовь? Он много раз до этого смотрел на нее, но никогда не возникало ничего похожего на то, что случилось сегодня. Они стали свидетелями того, насколько все может стать плохим. Но в эту секунду, несмотря на происшествие на тех скрипучих качелях, Риз надеялся, что Рен не считает его плохим.
Звук тяжелых шагов, угрожавших их раю, прорвался через дверь. Риз должен был еще раз ощутить этот вкус, прежде чем доброта снова скроется под слоем грешной грязи. Нет. Нет. Он не мог в это поверить. Она не думала о нем так. Не отдавая себе отчета, Риз наклонился и прижался губами к ее губам. Его лицо стало влажным от ее слез, и все, о чем мог думать Риз, — как же восхитительно принять крещение чем-то настолько живым и чистым. Чем-то особенным. Потому что он не достоин благословения.
Он плохой.
Но она так не считала.