Дверь в их общую спальню распахнулась с ураганной силой, и Рен отстранилась от его губ. Она снова скрючилась в той же позе, прижав к груди колени. По ее невинному перепачканному лицу вновь потекли слезы.
— Что ты делаешь? Не тронь ее! Мать твою, не прикасайся к ней! — выкрикнул Чарли, подбегая к Ризу. В нем бурлила смесь ярости и полного отвращения. Грубые черты лица были искажены, темные глаза стали чернее ночи. Он был готов на убийство, ведь плохой грешный мальчик прикоснулся к его маленькой девочке и должен за это поплатиться. Чарли схватил Риза за ворот рубашки, без особых усилий поднимая над полом. Риз взлетел в воздух, его потертые теннисные туфли болтались над скрипучим полом спальни. Воздух покинул легкие, и он пытался удержать свой взгляд на Рен, но зрение затуманилось, потому что происходящее было выше сил его маленького детского тела.
Затем последовал удар. Потом еще один. И еще.
— Ты отвратительный гребаный сопляк, Риз! Ты мерзкий ублюдок! — рявкнул Чарли, швыряя его на жесткий пол.
Воздух в очередной раз покинул легкие Риза. Сопротивляться было бесполезно: его детское тело против девяносто килограммового взрослого мужчины. Он умел справляться с болью. Мог даже ответить на грубые ругательства, но не на глазах у Рен. Он почти убедил ее. Это было видно по ее глазам — она почти поверила, что он хороший.
— На некоторое время тебе предстоит почувствовать себя в аду, гадкий мальчишка. Подумать о своих грехах и помолиться Богу, чтобы на тебя снизошло покаяние.
Риз и не ожидал увидеть за спиной Чарли свою мать. Скорее всего, она уже допила свое освященное церковью вино и вырубилась на кровати. Так было всегда. Для Риза все становилось еще ужаснее, когда она спала или, вернее, была в бессознательном состоянии.
Чарли схватил Риза за предплечье — очень сильно — и, словно тряпичную куклу, поволок к двери, которую мальчик ненавидел. Он пытался убедить себя, что бояться нечего. Что он бесстрашный и непобедимый.
Но это была ложь.
Подвал был страшным сном его жизни.
Подвал — это место расплаты за грехи.
Подвал — это место, где ему предстояло познать боль. Запомнить ее. И понять, что Бог — это гребаная насмешка.