Коза Ностра была организована таким образом, о котором русская мафия могла только мечтать. Было определенное уважение среди итальянцев, лояльность, основанная не только на родственных узах, но и на крови.
— Не надо, — сказал я отстраненным голосом, с тревогой потирая татуировку серпа, отпечатанную чернилами на моей руке. — Последнее, что тебе нужно делать, это добавлять проблемы в свою жизнь. Просто обещай мне, что если итальянцы не продержатся до конца сделки, ты оставишь кровавый след на своих поминках.
Я должен был сказать это, даже если и знал, что они продержатся. Так уж они устроены.
У Энди вырвался смешок.
— Жестокий русский.
— Наполовину русский, — поправил я.
— Все же считается, — она подмигнула, а затем заговорила серьезно: — Ты все еще боевик у моего отца, Ник? Скажи мне…
Я отвел взгляд.
— Просто будь счастлива, Энди, и если тебе что-то понадобится, что угодно…
— Есть кое-что, — прошептала Энди.
— Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что ты сейчас скажешь?
— Потому что тебе не понравится. Всегда доверяй своей интуиции, Ник.
Я закатил глаза, пытаясь заставить ее сменить тему, а не концентрироваться на моих грехах или том, как босс, ее отец, все еще держит меня за яйца.
— Что это, Энди?
— Приди на мои похороны.
— Энди!
— Что? Это справедливо. Я пригласила тебя на свою свадьбу, и ты — единственная настоящая семья, которая у меня есть, — я ощутил чувство вины. Это ложь. У нее была сестра, просто они никогда не встречались. — Пожалуйста?
— Отлично, — я облизал губы, заставив себя улыбнуться, хотя хотел делать что угодно, только не присутствовать на ее похоронах. — Я сделаю это.
— Замечательно, и, Ник?
— Да?
— Она должна быть очень красивой.
— Чертова читательница мыслей, — пробормотал я, доставая стакан и наливая в него виски. Я был на работе. И пил. Что-то в медицинской школе явно проповедовало против этого, не то чтобы я вел операцию прямо сейчас. Мои руки тряслись так, что жидкость практически расплескивалась через край стакана. Выругавшись, я выпил все содержимое и перезвонил Серджио.
— Серджио? — рявкнул я в трубку.
Он секунду молчал, а затем сказал:
— Ее больше нет.
Пустым, его голос был таким пустым, как будто весь его мир перестал функционировать должным образом. Тогда почему же планета продолжает вращаться? Без солнца, чтобы вести, и луны, чтобы следовать?
— Мое предложение, — я облизал губы, пробуя сладкий виски, оставшийся на них. — Оно все еще в силе.
Пару месяцев назад я сказал ему, что могу заставить его забыть произошедшее единственным известным мне способом.
Серджио тяжело вздохнул.
— Русские.
— И что?
— Я лучше буду чувствовать… — прошептал он. — Потому что это значит, что это происходило. И она заслуживает, чтобы ее помнили самым болезненным способом. Так что на сегодня мой ответ — «нет». Каким он будет завтра? Все еще «нет».
— Если ты так уверен.
— Она хотела, чтобы ты присутствовал на похоронах.
— Знаю, — я прочистил горло. Я не сделал ничего, чтобы скрыть печаль, звучащую в моем голосе. — Я приму меры.
Линия оборвалась.
Я бросил телефон на стойку и провел ладонями по лицу, пока ощущение удушья от потери захлестывало меня.
Энди, мой единственный друг, дочь одного из моих самых ненавистных врагов, дочь человека, который держал в своих руках так многое от мира сего, ушла навсегда.