Так он говорил увлеченно, и так бы я его послушал без скуки, но только до Фастова, а далее бы заснул, если б не фраза о двадцать втором июне сорок первого года. Сказал он ее неожиданно и не в хронологическом порядке. Сначала заметил, что, при достаточно благоприятном здешнем климате, все ж начало лета, июнь месяц для крестьянина в этих местах самый тревожный. Частые сильные дожди, от которых хлеб полягает, а свекла гниет. И, еще поговорив в этом направлении, неожиданно заметил, что у него лично с июнем связано неприятное воспоминание, а точнее – с июнем сорок первого года, с двадцать вторым числом, когда ответ из московского театра перечеркнул надежды молодого драматурга из крестьян Александра Чубинца.
– У нас село Чубинцы и полсела Чубинцы. Кто родственник, а кто и просто однофамилец. Обо всем подряд рассказывать не стоит, поскольку для этого надо не до Здолбунова, а до Владивостока ехать. Да и из учебников истории вы знаете о трудностях и перегибах коллективизации. Поэтому не стоит уточнять, отчего к тридцать четвертому году вся наша семья вымерла. А семья была большая – отец, мать, братья, сестры. Старики еще до тридцать четвертого года не померли, еще и прабабка была жива. Род крепкий, плугатари. А я исключение, самый никудышный, самый слабый в семье. В пятилетнем возрасте в колодец упал. Спасли, но долго болел. Знаете, какое лечение в селе? И вот получил осложнение после простуды, на всю жизнь остался хромым, и это меня как-то от семьи отделило. Братья надо мной смеялись, а на улице детвора меня прозвала «Рубль двадцать». Иду, хромаю, а они мне вслед кричат: «Рубь двадцать, рубь двадцать тяжко заробыты...» И братья мои и сестры тоже кричат со всеми вместе. А пожаловаться я не мог ни батьке, ни матери, ни деду, ни бабке, а одной лишь прабабке Текле. Она одна меня любила. Ходила она редко, больше лежала, зимой на печи, а летом под старой сливой. Приковыляю в слезах, в ее костлявые руки уткнусь. Она одна мне помогала в моем несчастье. «Олесик, – говорит, – Олесик». Только имя мое произносила, но ласково, и этого было достаточно. Только ее одну я любил из семьи и когда узнал, что все подряд вымерли, то только о ней одной по-настоящему и жалел.