Искупление

Кстати, его коллеге тоже не помешало бы самую малость думать, прежде чем говорить о моем ребенке в присутствии его отца. Или она, дурочка, думала, что та кучка людишек, что была на улице, или тот же Егор могли защитить ее от моего волкодава? Мда… Ну, удачи!

Гриша появился из ниоткуда. Миша не успел даже за папкой потянуться, как Егор уже был в железной хватке, а сучка из прокуратуры была полностью поглощена вниманием Серого.

Я бросила окурок в чашку и вместе с Мишей пошла за Гришей в спортзал. Удачный выбор, как на мой взгляд, для… разговора по душам.

Знаю, я хотела сначала послушать, что скажет Егор, но он ведь так и не сказал ничего, кроме режущего слух требования пойти с ним. Может, Грише повезет больше.

Волкодав сорвал с пояса Егора пистолет и, бросив его на скамью, опустил на него двухсоткилограммовую штангу, лишь слегка придерживая ее, чтобы она не раздавила его.

– Привет! – муркнул Гриша. – Помнишь меня?

Егор вытаращил глаза и промычал что-то невразумительное.

– Мне кажется, это значит "да", – игриво отметил Гриша. – Как думаешь, Миша?

– Однозначно "да", – ответил волк, равнодушно листая бумажки в папке, пахнувшей старой бумагой. Сколь же имен в ней побывало до моего?

Егор задышал тяжелее. От него струились волны негодования, злости и полной беспомощности. Да, так бывает, когда наивно прешь против силы, превосходящей твои.

Волкодав с удовольствием вдохнул его запах и склонил голову на бок.

– Ну, рассказывай, дружище, – сказал он, глядя на него сверху вниз. – Как жизнь молодая?

– Мразь! – выплюнул Егор.

– Да ты красавчик! – улыбнулся Гриша, видимо, ожидая чего-то подобного, и немного отпустил штангу.

Егор захрипел и покраснел, как помидор, тщетно пытаясь поднять штангу, давившую ему на грудную клетку.

– А они неплохо поработали, – отметил Миша, в то время, как Егор продолжал молчать. – Всю пыль небось с архива сдули, перетрушивая старые дела, а обвинений тут зашататься просто. На пожизненное только так тянет. Даже на два, если, конечно, не придираться к недопустимым ошибкам, опечаткам и очевидной неопределенности, кому вообще они предъявляют обвинения: Кире №1 или Кире №2? – с насмешкой добавил он.

Я прислонилась к одному из тренажеров и, взяв у Миши папку, просмотрела ее содержимое. Он был прав: поработали более чем неплохо. Когда они только успели?! Не поленились даже вытащить дела моего брата, поднять дело об ограблении ювелирного магазина, а "шили" все подряд: от подкупа должностных лиц и подделки документов до организации преступной группировки и убийства, причем не одного.

И да, определиться, кто же им был нужен, покойная Зотова, чью подстроенную смерть они типа доказали, сославшись на непонятно что, или таинственно исчезнувшая Ангелова, которую, где только не видели в течение года после заказного убийства ее мужа, они не могли.

Шок просто! Да я оказывается была дамой ого-го, как занятой, да еще и очень коварной, и опасной! Меня следовало бояться! Всем, всем, всем!

– Ну, что, сокол ясный? Будешь петь? – вкрадчиво спросил Егора волкодав. – Какую из моих девочек ты хотел забрать и куда? Скажи! Скажи скорей! А то я обижусь! – промурлыкал Гриша.

– Пошел на х*й! – последовал ответ.

Выражение лица Гриши опасно изменилось. Он легко отбросил штангу и, сорвав Егора со скамьи, швырнул его на пол. Как и тогда на кладбище Гриша не поскупился на удар ногой, за которым последовал второй и последовал бы третий, если бы я не вмешалась.

– Гриша! Хватит! – Я отдала папку Мише и подошла к Егору.

Откровенно говоря мне было противно происходящее. Не столько действия Гриши, сколько поведение Егора: его взгляд, его запах, смешанный с запахом той мерзкой папки.

Не то, чтобы в ней была такая уж не правда. Я давно была вне закона, как и Гриша, а правда так и вообще была вещью весьма субъективной, кто бы, что не говорил, но… Но, но, но… Легче от этого не было.

У меня и так были почти все кусочки мозаики, так что я хотела услышать от Егора?

Последний раз мы с ним виделись в его квартире, когда я приходила к нему с Алешей. Тогда я не было особо любезной и ни разу не вспоминала о нем после этого, не задумывалась над тем, как сложилась его жизнь, как на нем отразились городские разборки после смерти Бориса. Может, он был ранен, но разве мне было не плевать?

Было. Еще как.

У него был выбор: остаться в ментуре или покинуть город. Он решил остаться, уйти в другой более, так сказать, хлебный отдел, подкормиться еще из чьих-то рук, что было видно по дорогому кожаному ремню и фирменным кроссовкам, а сегодня явиться ко мне с жирной сучкой из прокуратуры, кучей вшивых бумажек, которые практически любой адвокат мог разнести в пух и прах, и твердым настроем куда-то меня забрать.

И что было хуже всего, я никак не могла понять: он действительно был дураком, спустившем свой жизненный и рабочий опыт в унитаз, который даже не понимал, что его подставляли, или же было что-то еще?

– Ночью произошло два события, – сказала я. – Ты ведь знаешь о них?

Егор обжег меня взглядом, полным ненависти, но не ответил.