— Ну, сколько дали?
— Дали… В дыхало б им дать!
— Вот. За две недели, за тридцать упряжек — и всего двенадцать рублей и десять копеек! — возмущенно показывал Митрич серебро и медяки. — А два рубля — штраф за оскорбление его благородия господина штейгера. Грабители!
Стражник шагнул к нему, выпучив большие красные глаза, и взял за руку.
— Ты чего тут разоряешься, борода? Получил — выходи!
— Пошел к черту! — оттолкнул его Митрич и замахнулся лампой. — Я как начну вот этим выхаживать, так с тебя перья посыплются!
Леон погасил свою лампу и стал в очередь к конторскому артельщику.
— Да какие рукавицы, бездушный ты человек! — кричал шахтер возле стола Жемчужникова. — Я только просил рукавицы, а ты сказал: мол, обойдется. А теперь вычитаешь?
— Иди, иди. Раз вычитаю, значит брал. Мне твоих денег не надо, — слышался грубый голос подрядчика.
— Креста на тебе нет, сукин ты сын! Да ты с нас за этот рублевый котелок, что дал похлебку варить, весь год вычитываешь! Грабитель ты, негодяйская твоя душа! — ругался другой шахтер, отходя от стола подрядчика Суслова.
Подрядчики выдавали деньги сами. Перед ними на столе были разложены жестяные ящики с бумажными деньгами, стопки медных и серебряных монет. Найдя в ведомости фамилию рабочего, они требовали, чтобы он расписался, а когда тот проставлял непонятные каракули или просто крестик, объявляли ему, сколько он заработал, и выдавали деньги.
И рабочие, крича и ругаясь, сверкая белками глаз, отходили от столов, быстро делали цыгарки и шли в пивную, а то и здесь, возле нарядной, сбывали свои гроши торговцам водкой.
Наконец подошла очередь Леона. Он назвал фамилию, рабочий номер.
Краснощекий конторский кассир нашел его расчетную книжку, ткнул пальцем в то место, где надо было расписаться.
— Грамотный? Распишись. Одиннадцать рублей семьдесят две копейки. Удержаний нет? — заглянул он в ведомость. — Есть, полтинник.
Леон удивился.
— За что?
— За опоздание.
— Я никогда не опаздывал.
— Это меня не касается, говори в конторе, — с холодным равнодушием ответил кассир и отсчитал деньги.
Леон проверил и еще двух копеек не досчитался.
Вот тщедушный, низенький человек без шапки, держа на ладони три золотые пятерки, отойдя от стола подрядчика Москвина, похвалился:
— Видал, как зарабатывают? За двадцать упряжек — и вот сколько!
Шахтеры презрительно покосились на деньги, на его костлявое лицо и отвернулись.
— А за то, что… подрядчику лижешь, сколько? У-у! — прогудел молодой шахтер в лаптях и ударил его по руке снизу. Пятерки зазвенели по полу и разбежались в разные стороны. Тщедушный бросился за ними под ноги к шахтерам. Дядя Василь поднял одну и отдал ему.
— Возьми, нечестное твое золото.
У стола Жемчужникова опять кто-то возмущался:
— Я за тобой три месяца ходил, все у тебя денег нет. А теперь долги выдумал? На тебе остальное! Подавись моими грошами, собака!
— Бери, а то вовсе не получишь. Я за тобой бегать не стану, — насмешливо и спокойно говорил подрядчик.
Молодая откатчица с тоскливой ненавистью кричала возле конторского стола:
— И так наполовину от мужчины меньше плотют, да еще и вычеты! За что ты девяносто копеек вывернул? За что, я спрашиваю?
— Иди в контору, там тебе скажут, — слышался глухой ответ конторского кассира.
— Мучители вы! Изверги проклятые! — плача, откатчица отошла в сторону.
А возле двери, заложив руки назад и настороженно поводя выпуклыми глазами, все так же стоял усатый, как кот, стражник, бесцеремонно брал недовольных за руку и выталкивал на улицу.
Слушал Леон грубые окрики подрядчиков, ругательства рабочих, смотрел, как в бессильном гневе плакали молодые женщины, как стражник выпроваживал их из нарядной, — и сердце его наполнялось тоской и злобой.
Взвинченный до ярости, он уже направился к выходу, но остановился, услышав голос какой-то молодой шахтерки.
— Какой аванец? Какой, я спрашиваю?
— Какой брала, тот и удерживаю: три рубля.
— Бабник! Потаскун! За то, что опять не пошла с тобой, удерживаешь? — с отчаянием в голосе проговорила женщина и залилась слезами, отходя от стола Жемчужникова.
Леон подошел к Жемчужникову, спросил дрожащим от гнева голосом:
— За что удержал?
— За дело.
— Покажи ее расписку!
Жемчужников встал, руками оперся о столик и язвительно сказал, ухмыляясь:
— Что, милаха твоя? Обещалась… — Но он не договорил: Леон ударил его по лицу, и Жемчужников упал на соседний столик.
Зазвенели монеты, разбилась лампа, подрядчики вскочили со стульев и сгребли со столов деньги. Леон взял три рубля со стола Жемчужникова и отдал их работнице.
— На!
Стражник протиснулся к Леону, схватил его за ворот, но Леон крутнулся так, что стражника отбросило в сторону. Презрительно глянув на его пышные усы, на большой живот и начищенный эфес шашки с золотым махорчиком, Леон бросил ему:
— Слабы вы против нас, ваше благородие! — и пошел к двери.
Стражник кинулся за Леоном, но Иван Недайвоз преградил ему путь.
— Не тронь, ваша благородь! — сказал он, выпячивая грудь колесом перед самым его носом.
Возле конторской доски Леон заметил толпу и остановился. Высокий шахтер, подняв лампу, громко читал: