Искажение разума и другие преступления

Вскоре после моего шестнадцатого дня рождения Джиллиан стала сильно кашлять. Мы решили, что это была простуда. Но кашель задержался, стал хуже, и доктора подтвердили, что это был рак легких. Вот так. У нее была простуда, а в следующий миг она была в месяце от кладбища.

Я был раздавлен, но Джиллиан отказывалась жалеть себя. Она больше переживала за меня, а не за себя.

Она знала систему и знала меня. Она понимала, что старших подростков было сложнее поместить в семью, что означало, что я снова окажусь в доме группы или в чем-то хуже. И она знала, что я предпочитал сбегать.

Джиллиан в моем сне опустила чай на столик и улыбнулась мне нежно, как я и помнил.

— Если я умру в больнице, — сказала она, не боясь слова «умру», хотя я не мог его произнести, — они заберут тебя.

— Но если ты ляжешь в больницу, они могут помочь, — ответил я, не мог произнести ничего, кроме слов, которые сказал в день того разговора. — Может, они могут тебя спасти.

— О, небеса, вряд ли кто-нибудь, кроме Бога, может меня спасти, Кит.

— Но они могут помочь. Хотя бы временно.

— Конечно. Я могу быть прикована к машинам с трубками в горле и иглами в руках. И я могу прожить так чуть дольше, — она подняла чай. — Или я могу остаться в комфорте своего дома с тобой и насладиться оставшимся временем.

Боль росла в животе, та же боль, которую я ощущал при том разговоре. Ощущение неминуемой потери. Беспомощность, страх, сильная печаль. Но там был новый слой. Сожаления пронзили меня длинной шпилькой. Желание впиться в прошлое.

— Ты — красивый мальчик, — нежно сказала она. — Я не говорила тебе, но твое сострадание делает тебя красивым. Ты знаешь об этом?

— О чем ты?

— Тебе больно, когда другим больно. Ты хочешь помочь им так сильно, что это сводит тебя с ума. Это красивое качество. Я не так долго буду рядом, чтобы напоминать, так что хочу, чтобы ты пообещал мне, что не забудешь об этом, — она сделала еще глоток чая, словно ставила точку. — Ты понимаешь, Кит? Обещай, что не забудешь.

Я взял свой чай, поднес к лицу, чтобы скрыть дрожь губ.

— Я не забуду.

Эти слова повернули иглу сожалений.

— Твоя жизнь будет сложной, — продолжила она. — Мы оба знаем это. Тебе придется снова убежать. Ты почти взрослый, так что ты должен, — ее глаза, обрамленные мягкими морщинами, посмотрели на меня. — Беги, Кит. Найди место в мире и займи его. У тебя чудесные дары, и ты должен использовать их, чтобы пробить свой путь.

Я никогда не рассказывал Джиллиан о своих способностях, отчасти потому что боялся, что это отпугнет ее, отчасти потому что не понимал их так, чтобы объяснить, что умел делать. Но она знала меня лучше всех и приняла все, даже со странным поведением и возможными сверхъестественными способностями.

Она потягивала чай.

— Но, что бы ни случилось, ты же не потеряешь сострадание?

— Не потеряю, — пообещал я.

— Я рада это слышать. Ты всегда будешь красивым мальчиком, — она взбодрилась от этой мысли. — О, и красивым мужчиной!

Она радостно рассмеялась, и я могла думать лишь о том, что она не смогла увидеть, как я вырос и стал мужчиной.

Я хотел, чтобы она говорила. Слышать ее голос, юные нотки со странным треском ее возраста согревали душу, хотя боль вонзалась в грудь.

Видеть ее было больно. Видеть этот сон было еще больнее, ведь я знал, что она умерла. Через три недели после этого разговора я попрощался с ней.

В последние мгновения, когда ее легкие не выдерживали, и она едва дышала, я сидел у ее кровати, сжимая ее ладони, и дал ей галлюцинацию, чтобы успокоить ее.

Пляж, залитый солнцем, на Гавайях. Бирюзовая вода набегала с тихим шелестом на белый песок. Я сделал солнце горячим, песок прохладным, и небо — голубым. Красивый мальчик-кабана стоял неподалеку с пальмовым листом, делал для нас тень, а Джиллиан любовалась его телом.

Она всегда хотела отправиться на Гавайи, но не смогла позволить, потому что все время и деньги тратила на таких, как я. И я отправил ее туда.

Это был единственный раз, когда я создал такую галлюцинацию. Огромную и завершенную. Я пытался после этого повторить, но не получалось.

Мы сидели там вместе, наслаждались погодой и красотой, пока ее разум не угас… и как бы я ни тянулся своими ощущениями психика, я не мог отыскать ее.

* * *

Я резко проснулся.

Горе и стыд смешались во мне, оставшись после сна, но те эмоции прервало осознание, что я падал.

Через миг я упал на землю, рухнул на плечо и бедро. Я застонал от удара, но во рту пересохло, и прозвучал только хриплый шепот. Знакомый интерьер корабля Веры был вокруг меня, и рядом была кровать со спутанными одеялами.

Я понял две важные детали. Во-первых, корабль подпрыгивал и раскачивался, значит, он уже не был привязан к пристани в Дип-Ков. Во-вторых, на мне были только трусы.

К счастью, моя одежда висела на ближайшем стуле. Те же вещи, которые я носил несколько напряженных дней. Мне нужна была стиральная машина.