Искажение

У нас есть большой скорострельный пулемет. Наш MUG калибра 7.62 обслуживает рядовой Гаус, плечистый парень из Бильдена. Он курит сигарету и стучит каблуком по куску бетона, который отковырял от пола миниатюрного бункера. Размеренное движение явно его успокаивает, так же, как и тебя, когда ты не мог заснуть.

На другой стороне дороги в точно таком же гнезде сидят старший рядовой Пурич и старший рядовой Дафни, которого мы зовем Водяная Блоха. Знаю, дорогой, прозвище дурацкое, но его фамилия вызвала у нас ассоциации с дафнией. Последний из команды, старший рядовой Баллард, находится значительно выше, в кабине грузовика «Кавказ», припаркованного поперек ворот. Это чудовище весом в полтора десятка тонн выглядит красивее даже твоих игрушек. Мы до краев заполнили его песком, словно ребятишки в песочнице, и он служит нам входом на базу. Между «Кавказом» и стеной высотой в два с лишним метра мы оставляем только щель, через которую может протиснуться человек.

Или то, что от человека осталось.

Среда, 13 июля, 04.20

Те, кто пытался бежать, почувствовали опасность. Наверняка они не догадывались, в чем она заключается, но верно оценили ситуацию. И эта проницательность, подпитываемая страхом, привела к тому, что четверо солдат Масталика, которых я не очень хорошо знал, угодили в субботу прямо под выстрелы повстанцев. Из их отделения, осиротевшего после дезертирства капрала Листа, я помнил только старшего рядового Паульсена, причем по вполне прозаической причине – его звали Пауль. Трудно забыть кого-то, кто представляется как Пауль Паульсен.

Именно благодаря той же проницательности мой друг Ларс прошлой ночью позволил себя по-глупому арестовать, а капрал Борн несколько часов спустя подготовил очередное бегство. Забрав рядового Стена и молодого сапера, который еще не сошел с ума, он направился в сторону Отортена. Сапер по имени Тим безопасно вывел их с базы, но Эстер даже не стала ждать, когда они приблизятся к условной границе. В окрестностях холма она поджарила всех троих – насколько я понимаю, излучателем волн. Когда их нагнал патруль Северина, от тел еще шел пар.

Больше всего мне жаль Ларса Нормана. Я не могу примириться с тем, что он не выдержал и пытался прорваться через ворота. Хорошо, что на посту были мы – его обездвижили и доставили на гауптвахту. Если бы той ночью там стоял бы кто-нибудь слишком нервный, Нормана могли бы подстрелить или даже убить. В таких обстоятельствах несложно ошибиться. Баллард даже утверждает, что лишь вопрос времени, когда вспыхнет бунт и мы начнем стрелять друг в друга. А я отвечаю ему, что мы просто не успеем.

Часть персонала будет сражаться до конца, то есть наверняка еще несколько дней. Некоторых из нас оберегает гнев, других – фатальное безразличие, годами откладывавшееся в голове. Есть и те, кто готов исполнять приказ и даже в безнадежной ситуации не оставит пост. Они сойдут с ума или покончат с собой, но не сдадут базу. А может, и то и другое – как рядовой Донау, который сперва лишился разума, а потом напоролся на металлический прут.

Могу представить себе состояние, в котором пребывали Норман и остальные дезертиры, искавшие убежища в пустыне. Могу представить себе это ощущение – страх, от которого сжимается желудок, подступая сквозь пищевод к са́мому горлу. Страх, раздирающий внутренности и сжимающий их холодными тисками, так что кажется, будто они вот-вот лопнут и твое нутро зальет вонючая слизь. Страх, который раздирает тебя также с другой стороны, втискиваясь в задний проход и заполняя тело мучительной болью. И все это сопровождается тысячей игл, воткнутых в мозг и мышцы, тысячей остриёв, пронзающих позвоночник.