Искатели приключений.

Подплыв ближе, он обнаружил на грунте завалившийся катер. Возможно, это и было то, что они искали. В носовой части, ближе к килю, зияла пробоина, полученная, видимо, вследствие тарана катером скалы. Пробоина была рваной, гнутые лепестки обшивки торчали во внутрь. Получив такие повреждения, суденышко изначально не имело шансов выжить и затонуло в считанные минуты после столкновения.

Но что стало с людьми, находившимися на его борту?..

Из пробоины, вихляя хвостом, выплыла рыбешка и, попав в свет фонаря, юркнула обратно в трюмный сумрак. Васильев пробрался к капитанской рубке, дверь в нее была приоткрыта. Подняв ее за ручку, отбросил настежь и, остерегаясь случайного ее падения, вплыл во внутрь. К счастью, надстройка была пуста. Он отмахнулся от плавающего судового журнала, подобрал коричневую стеклянную бутылку, развернул к себе этикеткой.

«Виски», — прочитав, отпустил ее. Бутылка замедленно, со стуком, опустилась на железную переборку.

Васильев выбрался из рубки, повел фонарем по мачте, погнутой у самого основания и теперь лежавшей на камнях.

«Каюты… Надо проверить внутренние помещения…».

Перебирая поручень, он добрался до лесенки, ведущей вниз. Дверь поддалась его усилиям. Стараясь ни за что не зацепиться и не задеть баллонами, он отворил ее и протиснулся в проем, светя перед себя. Ему предстал совсем крохотный, метра на четыре, коридорчик. По левой стене темнел провал каюты. Представляя, какой бардак после крушения может ожидать внутри, и исходящую оттого опасность, он дальше порога не сунулся, из коридорчика обдал ее лучом.

Сноп света вонзился в стену, от нее — пройдя наискось — нашел сорванную ударом книжную полку, груду тряпок и размокших газет, перескочил на бутылки, в беспорядке разбросанные повсюду.

И тут он вздрогнул и в ужасе отшатнулся, увидев то, чего, впрочем, и ожидал. Луч упал на искаженное мученической гримасой лицо утопленника, выплывшего из-за переборки. Приоткрытые, водянистые его глаза, сдавалось, уставились на Васильева. Ему стало не по себе, сердце встревоженными частыми толчками заколотилось. Сильными взмахами ласт, он убрался дальше по коридору от этой страшной каюты.

Успокоившись насколько было возможно в данной ситуации и готовый уже ко всему, Васильев проверил следующую комнатушку. Здесь было не в пример чище предыдущей, вещи не плавали в беспорядке. На вздыбленном полу Васильев заметил предмет, похожий на дипломат, но который при ближайшем рассмотрении оказался портативным компьютером.

«Дорогая игрушка», — пожалел даже Васильев, давно мечтавший не то, что о ноутбуке, а об обычной IBM в личном пользовании. Только мечтать не вредно, а на большее он и рассчитывать не мог со своей мизерной преподавательской зарплатой.

Взбаламученная его движениями вода принесла ему из мрака барсетку — одну из миллионов тех, что давно стали в России непременным атрибутом любого уважающего себя мужчины, от прыщавого юнца, форсящего «крутостью» перед дворовыми приятелями, до седовласого автолюбителя, у которого кожаная сумочка под мышкой вмещает в себя и кошелек, и документы, и ключи, да и еще немало чего…

Но то, что привычно в далекой отсюда России, здесь, на глубине сорока с лишним метров, в затонувшем катере вызвало немалое его изумление. Васильев поймал барсетку за ремешок, отжал замочек. Изнутри выплыли долларовые купюры, до которых ему не было дела. В другом отделении, застегнутом на кнопку, обнаружил документы. И снова сердчишко тревожно колыхнулось — на коричневой обложке извлеченного паспорта золотом оттиснен двуглавый российский орел.

Перелистнув лицевую страницу, Васильев посветил на фото, испытывав при том несказанное облегчение. На фотографии запечатлен совсем молодой парень, судя по записи — семьдесят седьмого года рождения, и он уж никак не походит на того покойника из соседней каюты, которому не меньше сорока. А раз владельца паспорта нет на катере, то есть шанс на спасение — до острова не так уж далеко.

Он бросил взгляд на часы: кислорода было еще минут на восемь. Спешно заткнув паспорт за пояс, Васильев покинул каюту и выбрался из катера. Длинная тень пронеслась над камнями. Васильев покрылся мурашками, провожая взглядом крупную особь акулы, дрожащей рукой судорожно полез к щиколотке за ножом. Но что сделает нож против сотни акульих зубов? Он ретировался обратно в катер и следил оттуда за нарезавшей кругами хищницей.

«Что же делать, мать честная?!», — лихорадочно соображал он. Баллон пустел, и еще минуты через пять начнет сказываться нехватка кислорода. Тогда он ни за что не выберется к лодке. Терять драгоценное время нельзя, но и как действовать с учетом почуявшей добычу акулы, он ума не прикладывал.

«Четыре минуты… Всего на четыре минуты.».

Надо было на что-то решаться, или пан, или пропал. Акула, как назло, не убиралась, и крутилась где-то поблизости.