Саныч с трудом поднимался. При падении он стукнулся о песок затылком; в голове точно лопнул какой-то сосуд — разлилась обжигающе горячая боль. Во рту стоял противный медный привкус. Пошатываясь, он попытался принять боевую стойку, чем вновь вызвал приступ ржача у пришельцев.
— А ты боец, оказывается, старик! — с неким оттенком уважения произнес Мигель, и двинулся боком, обходя Морозова со спины.
Саныч оставался на месте и, держа древко топорика обеими руками, следил за пружинистыми движениями противника, стараясь не дать застигнуть себя врасплох.
Кто знает, чем бы закончился неравный поединок, если бы не глупо покатывающийся Андрео не заметил вдруг, как из-за палатки к обрыву тенью метнулась девушка. Он настиг ее в четыре гигантских прыжка, поймал за локоть и рванул к себе.
— Ира-а! — обернувшись, с отчаянием закричал Саныч и тут же сломался, задохнулся от захлестнувшей боли в солнечном сплетении.
Она вырывалась и даже вцепилась зубами в грубо сцапавшую ее волосатую кисть. Боевик пронзительно заверещал, оторвал ее от себя и с размаху залепил оглушительную пощечину, от которой Ирина, потеряв равновесие, покатилась по косогору.
— Сучка! Тварь!.. — продолжал визгливо ругаться Андрео, держать за прокушенное до крови запястье. — Кошка дикая!
— Не троньте ее! Скоты! — ворочаясь под тяжестью насевшего на него Мигеля, кричал Саныч, но усилий его не хватало, чтобы сбросить с себя здорового мужика.
Придавив его руку к песку, наемник без труда отобрал топор и отбросил подальше. Морозов барахтался под ним, елозил ногами, пытался достать его хоть коленом, но тщетно.
— Ты мне надоел, старик! — взревел Мигель после того, как, изловчившись, Саныч умудрился запорошить ему песком глаза, и сокрушающим, выверенным ударом в челюсть послал его в глубокий нокаут.
Гроза уже отгремела и ливень утих, когда вымотанный донельзя Марко Родригес добрался до песчаной косы, откуда до лагеря было рукой подать. Он в жизни еще никогда так не уставал, хотелось упасть ничком на землю и больше не подниматься. Он так бы и поступил, и лежал до той поры, пока не унял выпрыгивающее из груди сердце, но на счету была каждая минута, и потому полковник Родригес, шатаясь как пьяный, упрямо шел дальше. Он старался даже не думать, что мог опоздать, и предупреждения его никому уже не нужны; но надеялся на везение и молил о нем Всевышнего. От усталости он уже плохо соображал, в голове все смешалось, и возможно поэтому он вышел к лагерю, забыв о всякой осторожности. И уже здесь, увидев царящий вокруг разгром, упал на колени, давясь раздирающим кашлем.
— Опоздал… — бессильно простонал он, ткнувшись горячей головой в мокрый песок. — Опоздаа-ал…
Его опередили, и о том свидетельствовали разбросанные в беспорядке вещи, не пришедшиеся по вкусу визитерам, поваленная палатка Васильевых, «хоздвор», где успели похозяйничать визитеры, повредив генератор и слив из канистр остатки топлива. В округе стоял противный запах керосина.
Он добрался до своей палатки. Внутри было все перевернуто, выпотрошенные рюкзаки свалены в кучу. На ощупь он принялся перебирать попадавшиеся под руку шмотки, отыскивая последнее оставшееся у него оружие — сигнальный пистолет с тремя осветительными ракетами. Пистолета он не нашел, как не нашел и многого другого.
Не солоно хлебавши Марко попятился задом из разоренного жилища и натолкнулся на неожиданную преграду. Он рывком обернулся, увидев перед собой человека, но обрушившийся на затылок приклад помрачил его память. Остатками угасающего сознания он различил над собой нагнувшуюся пятнистую фигуру, и чужой голос долетел до него как бы издалека:
— Смотри, какой живучий гад оказался …
22
К полудню следующего дня пленников привели к пещере. Чтобы не допустить побега, им надели наручники, а Родригесу, как самому неблагонадежному и склонному к сопротивлению, кроме того еще и кандалы в виде все тех же браслетов с длинной, позволяющей делать небольшие шаги, цепью. Но видимо и этого показалось мало. Капроновым шнуром, найденным на «хоздворе», их связали между собой, надев каждому на шею легко затягивающуюся, удушающую петлю. И такой вереницей, словно невольников в средневековье, с первыми лучами солнца погнали через лес.
Конвоиры, переговариваясь и гогоча над отпущенными шутками, держались позади, подстраховываясь на случай побега. Винтовки пока мирно висели за их спинами, но сомневаться не приходилось — возникни повод, и они не преминуют пустить оружие в ход.