— Я бросила его в Техасе. — Жизель, казалось, не слышала слов Сергея. — Я вдруг почувствовала, что не могу больше этого выносить. Мне нужно было вернуться домой, в Париж. Я устала от Америки. Никогда больше туда не вернусь.
— Даже в Голливуд?
— Даже в Голливуд. Здесь я актриса, а там ничто, разве только символ. Любовница-француженка. Вроде почтовых открыток, которые американцы покупают на Пляс Пигаль.
— А что Дакс сказал, когда вы расставались?
— Ничего. Да и что он мог бы сказать? — Она не отрывала взгляда от его лица. — Все уже закончилось. И у меня такое чувство, что это для него ровным счетом ничего не значит. Вот почему мне было так тяжело — ему все стало безразлично. — Жизель сделала глоток. — Он был там в окружении каких-то отвратительных мужчин. Говорили только о деньгах, нефти и судах. Как будто меня рядом и не было. А как-то вечером, когда я вошла, Дакс даже не посмотрел в мою сторону, увлеченный разговором. И тут я увидела его со стороны, как бы впервые. Увидела с ним детей, которых мы так и не родили, нашу с ним жизнь, которую нам не удалось прожить вместе. И мне вдруг страшно захотелось того, чего я была лишена: детей, жизни.
В ее глазах Сергей увидел слезы. Она отвела взгляд в сторону, голос звучал низко.
— Впервые встретившись с Даксом, я сразу почувствовала, что когда закончится война и все войдет в нормальное русло, мы прекрасно с ним поладим. Мне показалось даже, что в глубине души он ощущает то же самое. Но там, в Америке, я поняла, что ошибалась, что он уже взял от меня все, что хотел, и все, что хотел, уже дал мне, — На мгновение она смолкла. — Скажи, Сергей, ведь еще не поздно? Я еще достаточно молода, чтобы иметь детей, чтобы быть любимой?
Посадив ее в такси, Сергей посмотрел по сторонам — машин вокруг больше не было. Поколебавшись, он решил возвращаться пешком. Ходьбы до дома было минут пятнадцать,
От разогретых августовским солнцем тротуаров в воздухе стояла тяжелая духота. Для Парижа улицы были совершенно безлюдны. В это время каждый уважающий себя француз, от высшего сановника до простого клерка, предпочитал наслаждаться отпуском где-нибудь за городом. Большинство отправлялись в горы, или к морю, или просто оставались дома за опущенными жалюзи, прячась от изнурительной жары. Об этом можно было судить по окнам квартир и витринам магазинов. Мертвый сезон.
В голове Сергея вяло шевельнулась мысль — а что он-то здесь делает? Ответ ему был хорошо известен. Причина одна — отсутствие денег.
Бернстайн, швейцарский банкир, выразил то же самое еще более чеканной формулой.
— Вы не созданы для бизнеса, молодой человек, — сказал он. — Для вас все равно, иметь доход в пятьдесят тысяч долларов или в пятьсот тысяч фунтов. Вам бы и этого хватило.
Разговор имел место пару недель назад. Ему пришлось выпросить свои выплаты у Сью-Энн за два года вперед.
— И что же мне в таком случае делать? В голосе финансиста он услышал нескрываемое ехидство.
— Я бы на вашем месте прежде всего ликвидировал некоторые ваши совершенно глупые помещения капитала. Ну, к примеру, этот модельер... После того, как вы начали вкладывать деньги в его бизнес, вам ежегодно приходится тратить на него двадцать тысяч долларов с одной единственной целью — предотвратить его полное банкротство!
— Ну уж нет! — сказал Сергей, ибо сама мысль об этом не укладывалась в его мозгу.
— Почему? Вы что, влюбились в этого маленького неряху?
— Конечно нет. Но он страшно талантлив. Когда он пробьется, вы сами это поймете: Беда в том, что он просто опередил время.
— Зато вы к тому времени разоритесь!
— Ему нужен спонсор.
— Это вы говорили и год назад, когда убеждали Жизель д'Арси заказать у него гардероб. Но затея оказалась пустой.
— Я надеюсь на американцев. Ведь именно они на самом деле являются законодателями моды: модели, которые они принимают, выходят в свет, то же, что ими отвергается, не носит никто.
— А почему бы вам не поговорить с вашей бывшей женой?
Сергей бросил на банкира удивленный взгляд. Он и предположить не мог, чтобы тот обладал хоть каким-то чувством юмора. Однако Бернстайн выглядел абсолютно серьезным.
— Сью-Энн в качестве лидера моды? Нет-нет, это должен быть кто-то другой, это должен быть некто, уже достигший в глазах американцев вершин в своем ремесле.
— Выбросьте эту чушь из головы, — требовательно сказал Бернстайн. — Такого человека не существует. А если и существует, то он наверняка уже связан с Диором, Бальменом, Баленсиагой, а может, это Шанель или Мэгги Рафф. В любом случае значительная персона никогда не обратится к такому ничтожеству, как ваш протеже. Кто станет покупать модели какого-то безвестного художника?
Сергей взволнованно вскочил на ноги.
— Князь Никович! Это устроит всех!
— Устроит кого?
— Американцам нравятся титулы. Может, не всегда можно за него выйти замуж, но зато можно сделать так, чтобы он тебя одевал.
— Смешно!
— Нисколько. Нам нужно только показать миру, что нас признали некоторые именитые француженки. А уж за ними пойдут американки.
— Каким образом вы намереваетесь расположить к себе этих именитых француженок?