Ищущий во мраке

Судя по всему, это был вчерашний проходимец. «Не самым удачным решением было уснуть вдоль стены, в двух шагах от мертвецкой…» Нижнюю половину тела прокажённого закрывал миниатюрный холмик из крыс. Как же они воняли… Ведь помимо того, что грызуны, – сами по себе, – твари не из чистоплотных, их шерсть покрылась кровью и внутренностями сожранного ими заражённого.

Рядом с утонувшим в крысах еретиком, валялись истлевшая головёшка и топор. «Хороший топор», – прикусив губу, заметил я, и аккуратно шагнул вперёд. Крысы, уставившись на меня рядами десятков маленьких, чёрных глаз-бусинок, недовольно облизывались из-за прерванной трапезы, и даже не думали разбегаться.

Теперь они – хозяева нового мира, в котором нет места человеку. Это я должен был бежать и прятаться при виде их стай. Будь их тут сотня-другая, они бы бросились на меня и заживо съели, но, пока что… Пока что, у меня был револьвер и тяжёлый ботинок. Воспользовавшись последним, я топнул, раздавив нескольких грызунов, осмелившихся подползти. Этого было достаточно, чтобы обратить мелких зловонных тварей в бегство. Теперь, передо мной находилось только обглоданное по пояс тело прокажённого еретика и его небольшой заточенный топорик. «Уж не знаю, где он его свистнул, но в моих руках такое рубило проживёт подольше. Да и предыдущим хозяевам он уже не пригодится».

Спустившись по лестнице, я оказался в коридоре первого этажа. Букет из омерзительных ароматов крысиной шерсти, мочи и кала, что были приправлены тяжестью сырого воздуха, вновь ударил по моему самочувствию.

Мракоборцы не были неуязвимыми. Всё, что отличало нас от прочих людей – иммунитет к серой гнили и притупленные чувства, чтобы было легче выполнять свою работу, связанную со смертями и, порой, очень, очень жестокими.

Должно быть, я просто слишком постарел. Когда свет погас, мне было чуть за двадцать пять, сейчас же, наверно, перевалило за полвека. И я, человек, что два десятилетия провёл в сражениях с еретиками, и неоднократно бывал в их логовах, просто не смог сдержать рвотного позыва.

Но всё оказалось ещё хуже – мне было нечем блевать. Мышцы горла сжимались и разжимались, причиняя колющую боль, словно мой кадык вот-вот должен был провалится в глотку. В желудке не нашлось места даже лишней капли воды.

«Надо идти дальше!» – дал себе мысленную пощёчину.

Ориентироваться в этом месте на нюх было не только невозможно, но и опасно для здоровья. Натянув воротник рубашки на нос, я прошёлся по коридору до дверей приёмного отделения. Они были заставлены шкафом, убрав который, я обнаружил вытекающую из щели лужу… чего-то. Некая жидкость, тошнотворный смрад от которой, едва не отправил меня в обморок.

Толкнув дверь, и сделав пару вдохов, я едва не свалился с ног, а в глазах резко помутнело. «Вот он, воздух нового мира, другого мы не заслужили».

Во время восстаний, сюда свозили пострадавших городских жителей, солдат, мракоборцев, членов эклизеархии, – да, в общем-то, всех нуждающихся. И это отделение, если память не изменяла, было предназначено для самых тяжёлых случаев. Сюда поступали люди, которых едва ли не полностью разорвали толпы еретиков.

Окровавленные, испражняющиеся под себя, стонущие и молящие о милосердной смерти, они покрыли нечистотами даже потолки. Когда мы отступили из этого района к церкви, ворвавшиеся дикари жестоко расправились с раненными прямо в постели.

Будто в морге, вдоль стен, в два ряда расположились мертвецы, лежащие, однако, не в гробах, а на пропитанных трупной чёрной жижей простынях. Свет от лампы затерялся в рое мух, под ногами хрустела засохшая кровь и лопались личинки опарышей. Вонь с новой силой ударила по носу, «воздух нового мира» комом встал мне поперёк горла и единственное, что ему сопротивлялось – подступающая с другой стороны рвота.

Ещё один вдох – и я бы потерял сознание, уснув на холодном полу в вязком болоте запёкшейся крови. Боль в рёбрах перестала для меня существовать, задержав дыхание, я быстрым шагом добрался до двери в конце отделения и вылетел в коридор.

Отголоски смрада тут присутствовали, но, по крайней мере, можно было спокойно дышать, хоть и не всей грудью. Преодолев несколько десятков шагов, я почувствовал лёгкий холодок, а до ушей донеслось завывание ветра и тоскующий плач скрипящих петель.

Вскоре под ногами, вместо скрипа дряхлых половиц, захрустела раздробленная плитка главного холла. Входные ворота были снесены, и на заржавелых петлях, в такт сквозняку, покачивались небольшие дощечки. «Здесь, как будто армия прошлась».

Помещение выглядело обгоревшим, осколки плитки покрывала застывшая в два слоя кровь, вперемешку с камнями хрустели обугленные косточки. Однако следы огня останавливались где-то вдоль левой стены, правая пострадала только от времени. «Значит, ливень остановил пожар… но не еретиков».

Преодолев холл, я, наконец-то, перешагнул порог больницы и оказался на ступеньках перед внутренним двором, где когда-то гуляли пациенты в перерывах между процедурами.