Исчезающие девушки

Я чуть не отвечаю ему отказом, — сейчас всё по-другому и кроме того, нет смысла притворяться. Прошли те дни, когда я сидела, сложив босые ноги на приборную панель его автомобиля, а Паркер притворялся, что злится из-за отпечатков пальцев ног на лобовом стекле, в то время как Дара, свернувшись калачиком на заднем сидении, жаловалась, что у неё никогда не было дробовика. Прошли те дни выискивания всякой странной хрени на прилавках 7-11 и заправках, распития одного напитка на троих, или просто катания на машине без причины и места назначения, с опущенными стёклами, чтобы слышать шум океана где-то в стороне и стрекот сверчков в ночи. Пути назад нет. Все это знают.

Но внезапно Паркер перекидывает свою руку на моё плечо, от него исходит лёгкий запах смеси мягкого хлопка и груши.

— Знаешь что? Я даже разрешу тебе положить ноги на приборку. Даже если они воняют рыбой.

— Они не воняют, — говорю я, отойдя от него, но не могу сдержаться и смеюсь.

— Ну что скажешь? — говорит он, потирая нос, а затем убирает волосы за ухо, что является признаком того, что он чего-то на самом деле хочет. — В память о прошлом?

И в эту секунду я верю, действительно верю, что возможно мы можем вернуться назад.

— Хорошо, — отвечаю я. — В память о прошлом. Но…, — я поднимаю палец вверх. — Но тебе лучше даже не заикаться о той тупой видеоигре, в которую ты всегда играешь. Я уже получила свою порцию страданий на сегодня, большое спасибо.

Паркер притворяется обиженным.

— «Древняя цивилизация» не просто игра, — говорит он. — Это…

— Стиль жизни, — заканчиваю я за него. — Я знаю. Ты говорил мне миллион раз.

— Ты знаешь, — говорит он, пока мы идем в сторону парковки, — что у меня ушло два года игры, чтобы построить мою первую арену?

— Я надеюсь, это не то, о чем ты говоришь на первом свидании.

— Вообще-то на третьем. Не хочу показаться навязчивым.

Именно тогда, идя рядом с Паркером с этим тупым костюмом русалки, покачивающимся между нами и отбрасывающим блики нам в глаза, план на день рождения Дары начинает приобретать форму.

14 февраля. Запись в дневнике Дары

Паркер бросил меня сегодня. Снова. Счастливого Дня Святого Валентина, мать его.

Странно, но все время, пока он говорил, я смотрела на ожог на его плече и думала о том, как в девятом классе мы держали зажигалку пока она не раскалилась, а затем сделали одинаковые отметки на коже, поклявшись, что всегда будем лучшими друзьями. Все мы. Все трое. Но Ники не стала этого делать, даже после того, как мы буквально умоляли её, даже после того, как она выпила пару глотков чистого ликера «Южный комфорт» и её чуть не стошнило. Думаю, именно поэтому люди считают её более разумной.

Он назвал это ошибкой. Ошибкой. Словно написал неверный ответ в тесте по математике. Словно повернул налево вместо права.

«Я даже не нравлюсь тебе по-настоящему», — еще одна вещь, которую он сказал. И ещё: «Мы дружили раньше. Почему бы нам не остаться друзьями?»

В самом деле, Паркер! У тебя 2300 баллов за тест по определению академических способностей. Так подумай над этим!

Мы говорили почти два часа. Или я должна сказать: он говорил. Я не помню даже половины того, что он сказал. Тот ожог продолжал отвлекать меня, маленький шрам в виде полумесяца, как улыбка. И я продолжала думать о боли, когда зажигалка впервые прикоснулась к моей коже, такая горячая, что казалась поначалу ледяной. Странно, как можно ошибиться в двух таких разных ощущениях. Холодное и горячее. Боль и любовь.

Но, полагаю, в этом-то весь смысл, не так ли? Может, именно поэтому я продолжаю думать о том случае с зажигалкой. А вот и то, о чем вам не расскажут: 90 % времени, когда вы влюблены, кто-то всегда обжигается.

23 июля. Дара

Когда я возвращаюсь домой после очередного дня абсолютного безделья, убивания времени катанием на велосипеде и пролистыванием журналов в «CVS», а также прикарманиванием редкого блеска для губ, я удивлена увидеть Ариану на крыльце с пластиковым пакетом под мышкой. Она оборачивается, когда я въезжаю на газон.

— О, — произносит она, как будто не ожидала меня увидеть. — Привет.

Сейчас начало девятого, мама должна быть дома. Но свет виден только в окне спальни Ники. Может, мама на кухне, сидит босиком, задвинув рабочие туфли под стол, ест суп прямо из консервной банки, освещаемая голубым светом от экрана телевизора. Она охвачена поиском Мэдлин Сноу. Впрочем половина штата охвачена им, хоть новости все те же: ничего. Прошло четыре дня.

Я снова вспоминаю то, что мне сказала Сара Сноу вчера: ложь — самая трудная часть. Что она имела в виду?