Я не спеша кладу велосипед на лужайку, не донеся его до стойки и заставляя Ариану томится в ожидании, пока я дойду до крыльца. Даже не припомню, когда она последний раз здесь появлялась. Ариана выглядит незнакомкой, несмотря на то, что на ней сейчас вся та же ее обычная одежда — черные кроссовки на платформе, потертые обрезанные шорты, настолько короткие, что карманы торчат снизу, как конверты, винтажная застиранная футболка. Ее волосы, намазанные гелем, висят как сосульки, словно она ненадолго засунула голову в банку от «Cool Whip»[13].
— Что ты здесь делаешь? — Ариана вздрагивает. Мои слова звучат скорее как обвинение, а не как вопрос.
— Нуууу, — она подносит палец к нижней губе, эхо её старой привычки: Ариана сосала большой палец до третьего класса. — Увидев тебя на вечеринке, я кое-что вспомнила. У меня для тебя куча всего.
Она пихает мне в руки пластиковый пакет, выглядя при этом смущённой, как будто в нём порно или чья-то отрезанная голова.
— Половина из этого кажется мусором, даже не знаю. Но может быть тебе понравится что-нибудь.
Внутри пакета куча разных вещей: клочки бумаг для заметок, подставки под коктейли и картонные подставки все в надписях, блестящие розовые стринги, наполовину пустой блеск для губ, туфли на ремешках, которые, кажется, порваны, почти пустая бутылка спрея для тела «Berry Crème». Мне потребовалась минута, чтобы осознать, что всё в этом пакете принадлежит мне, вещи, которые я, должно быть, оставляла дома у Арианы за многие годы, вещи, которые должно быть закатились под передние сиденья её автомобиля.
Внезапно, стоя на крыльце перед тёмным домом с тонким пластиковым пакетом из продуктового магазина битком набитым моими вещами, я понимаю, что вот-вот заплачу. Ариана ждёт, что я что-нибудь скажу, но я не могу говорить. Если начну, то меня прорвёт.
— Хорошо. Она обнимает себя, пожимая плечами. — Ну… мы же ещё увидимся?
«Нет», — хочу сказать я, — «Нет». Но наблюдаю за ней, пересекающей лужайку, и когда она уже находится на пол пути к красно-коричневой «Тойоте», унаследованной от сводного брата, которая всегда пахнет ею, ароматизированными сигаретами и кокосовым шампунем, чувствую, как моё горло сдавливает огромный кулак, и два слова выскакивают прежде, чем я успеваю пожалеть об этом.
— Что случилось?
Арина застывает, одна её рука в сумке, в которой она искала ключи. На этот раз она не оборачивается.
— Что случилось? — снова спрашиваю я, на этот раз громче. — Почему ты не звонила? Почему ты не приходила узнать, всё ли со мной в порядке?
Она поворачивается. Даже не знаю, чего я ожидала — может быть, сожаления? — но я совершенно не готова к тому, что вижу: её лицо как застывшая форма. К ужасу, тот факт, что она вот-вот заплачет, заставляет меня почувствовать себя немножечко лучше.
— Я не знала, что сказать. Я не знала, что я могла сказать. Я чувствовала…, — она прерывается и плачет, взахлёб, даже не пытаясь скрыть этого.
У меня некий шок. Я не видела плачущую Ариану с пятого класса, когда мы подговорили Ники помочь нам проколоть уши, а Ники так нервничала, что её рука соскользнула и воткнула английскую булавку прямо в шею Арианы.
— Извини. Я виновата. Я была ужасной подругой. Может быть… может, было бы лучше…
Вся моя злость сменилась жалостью.
— Перестань, — говорю я. — Перестань. Ты была прекрасной подругой. Давай же, — говорю я, когда она перестаёт плакать. — Всё в порядке.
Даже не заметив, я уже подошла к ней. Когда я её обняла, то почувствовала её выступающие рёбра. Она такая худая, что кажется ненастоящей. Я думаю о птицах, скелетах и побеге.
— Извини, — говорит она снова и отступает, потирая рукой нос. Ариана выглядит уставшей, как будто не спала несколько дней. — Я только что все по глупости испортила.
— Добро пожаловать в клуб, — говорю я, что наконец-то заставляет её засмеяться. Похоже, что резкий, низкогортанный смех Арианы достался ей в наследство от дедушки-дальнобойщика, проехавшего всю страну и курильщика, выкуривающего всю свою жизнь по две пачки сигарет в день.
Фары, ненадолго ослепляя нас из-за поворота, говорят о приближающемся автомобиле. Только тогда я понимаю, какая тишина на улице. Обычно, даже в сумерки, дети носятся по дворам, кричат, играя с мячом, гоняются друг за другом по лесу. Но в тот момент, когда Шерил вытаскивает голову из окна пассажирского сиденья и вопит: «Юуухууу!», я вспоминаю, что мы с папой договорились поужинать сегодня.
Ариана сжимает моё запястье.
— Пойдём гулять, окей? Погуляем, только ты и я. Можем пойти поплавать в «Дринке» или ещё что-то придумаем.
Я состроила гримасу.
— С меня пока хватит «Дринка».
Ариана становится такой огорчённой, что я быстро добавляю.
— Конечно. Что-нибудь придумаем.
Даже произнеся это вслух, всё же я знаю, что этого не будет. Мы никогда не строили планов. Тусоваться с Арианой было частью моего ритма, так же обыденно, как лечь спать. Как будто авария разрезала мою жизнь. Сейчас всё делится на