Шелестов подошел к Сосновскому, тот поднимался, отряхивая колени. Один из бойцов ножом распарывал пиджак и рубаху на раненом. Шелестов присвистнул.
– Франк Хартман? Вот это подарок, Михаил! Значит, журналист взялся за оружие? Или он не журналист, а офицер авбера? Ну, у нас еще будет время поговорить об интересных вещах!
Коган ворвался в кабинет к Шелестову и тут же замер, увидев Берию. В замешательстве он чуть не бросил руку к шляпе, чтобы отдать честь, но вовремя сдержался. Берия нетерпеливо посмотрел на Когана и спросил:
– Что случилось? Срочное что-нибудь?
– Так точно, – кивнул Борис и, сняв шляпу, вытер платком лоб. – Разрешите докладывать?
– У нас налажено плотное наблюдение за англичанами, – пояснил Шелестов. – Ребята стараются вести наблюдение аккуратно, не светиться попусту. Не могла британская разведка проглотить такой сюрприз. Тем более что мы Хартмана взяли, а он был у них на связи, контактировал с Кэтрин Робертс. Она ему обещала батареи для рации. Они поняли, что у нас появилось много информации, в том числе и по контактам британских и немецких разведок. Они теперь будут торопиться. И вот, есть результаты! Давай, Борис Михайлович!
– Они взяли Рудольфа фон Холтен-Пфлуга. Держали, видать, до последнего его на поводке, а теперь испугались, что мы его возьмем. Вопрос: что он мог нам рассказать такого, чего нам лучше не знать? Взяли его и пятерых диверсантов. Все немцы из кенигсбергской разведшколы. Абвер.
Берия раздраженно стукнул рукой по столу:
– Где они рацию прячут? Хартман молчит, хотя Робертс именно ему обещала батареи! Ладно, нажимать на него не будем. Он ранен, может и не выдержать. И что получается у нас? На свободе не осталось никого из заброшенных десяти групп, за исключением двоих радистов и самой рации. А для чего англичанам ее беречь? Я понимаю так, что важен почерк радистов, который знают в Берлине. Важно, чтобы там знали, что группа работает не под контролем. Или, наоборот, под контролем.
– Скорее всего, это приманка для нас, – вставил Шелестов. – Мы пеленгуем ее, расшифровываем передачи, ждем выброски новой группы. Операция продолжается, угроза сохраняется, несмотря на большие потери у немцев. Для чего? Мы же не верим в то, что угроза сохраняется! И СД, и абвер здесь понесли такие потери за эти полгода, что страшно подумать. Не считая завербованных и доверенных лиц и агентов влияния, мы с англичанами и американцами взяли восемь матерых разведчиков. Значит, есть группа, которая ждет приказа, и есть план покушения. А все остальное, что здесь творится с августа, не больше чем спектакль для нас. Британская разведка вербовала немцев и сдавала их нам втемную, играла с ними в подготовку покушения и снова сдавала нам. И никто из них не знал, что с ними играет британская разведка. Кроме, может быть, Хартмана и Мерсерера.
– Хартман, скорее всего, считал, что Кэтрин Робертс – завербованная немцами британская разведчица, – добавил свое мнение Коган.
– Может быть, – согласился задумчиво Берия. – Кстати, товарищ Сталин предложил наградить всех сотрудников, которые участвовали в предотвращении покушения на дороге возле парка. Но только когда все закончится и наша делегация вернется в Москву.
Машин в городе в этот будний день было много, особенно в центре. Сосновский вел автомобиль, напряженно хмурясь из-за заляпанного грязью лобового стекла. Машина, за которой они ехали, петляла по городу уже минут двадцать. Шелестов крутил головой, озираясь и пытаясь выяснить, не следит ли кто за машиной русских, которая следит за машиной англичан.
– А не водит ли нас за нос эта распутная миссис Ривз? – спросил наконец Шелестов, теряя терпение.
– Смысл? – коротко осведомился Сосновский, не отрывая взгляда от дороги. – Ей теперь дружить с нами надо. В ее жизни теперь все связано в один клубок – и личная жизнь, и семейная. И карьера мужа и будущее благосостояние. Таких ситуаций еще поискать надо. Так что нам повезло, а он под надежным колпаком.
Вчера вечером Дженнифер Ривз сообщила Сосновскому, что случайно обнаружила в корзине для овощей в комнате «горничной» те штуки, про которые он ей рассказывал, – батареи для рации. И слышала, как Кэтрин собиралась утром следующего дня передать их кому-то. Шелестов с сомнением отнесся к такому сообщению, полагая, что Дженнифер выдумывает, чтобы показать видимость активной помощи. Сосновский засмеялся и возразил, что женщина, попав сама в щекотливое положение, почувствовала вкус к секретной работе и просто демонстрирует определенный талант к такого рода деятельности. Впрочем, такой талант почти у всех женщин в крови.