Иранская мина

Они встретились на развалинах старой крепости. Каждый пришел на эту встречу своей дорогой, со всеми возможными предосторожностями.

Конечно, можно было снова привезти Сосновского в советское посольство в багажнике автомашины или на заднем сиденье, накрыв одеялом. Но каждый опытный разведчик знает, что, несмотря на количество зон оцепления, всю тщательность проверки и высокую степень соблюдения секретности, доставка человека в машине все равно не пройдет без чьего-то внимания. Охрана обязана проверить машину. А это значит, что кто-то должен отдать приказ именно сегодня и именно эту машину не осматривать. А еще лучше, если этот «кто-то» сам выйдет к воротам и прикажет пропустить машину без досмотра.

Подозрительно? Весьма. И это если учесть, что вражеская разведка, да и разведка союзников, не дремлет и ведет постоянное наблюдение самыми изощренными способами. Риск слишком велик, и до глупого обидно, когда человек внедряется в какую-то среду, начинает втираться в доверие, получает информацию, и тут его уличают в том, что он советский агент, разведчик. Столько сил и времени ухлопали на внедрение, и все насмарку. Самое главное в таком случае – потеря времени.

Поэтому Шелестов не стал рисковать. Он один жил и работал на территории посольства. Вся его группа находилась на полулегальном положении и работала за пределами посольства. Найти место и время для встречи всегда можно.

Они встретились между двумя разрушенными стенами, возвышающимися над грудами камней гнилыми зубами старческого рта. Осторожно переступая с камня на камень, Шелестов подошел к стене и провел рукой по выщербленной, обожженной солнцем и ветрами поверхности. Странное ощущение, если задуматься. Эти камни были сложены руками строителей сотни лет назад. Их касались люди, от которых не осталось и имен, которые даже не представляли, что могут наступить такие времена, когда люди будут летать по небу, ездить по земле без помощи лошадей, возить грузы без вьючных животных и разговаривать с помощью странной черной трубки, по проводам, находясь за тысячи километров друг от друга. И великие воители стояли здесь, когда стены были еще целы, посылали на смерть воинов и добывали славу мечом. Любили женщин, пили вина, радовались рождению детей. Века, века, века…

Раздавшийся хруст мелкого камня под подошвой ботинка заставил обернуться. Сосновский, элегантно сдвинув шляпу на одну бровь, шел между камнями, брезгливо глядя на пыль и сухую траву.

– Ну и местечко, – произнес он, оглядываясь. – Тут даже присесть не на что… А ты чего, Максим, камни гладишь? Общаешься с прошлыми веками? Надеюсь, не совета просишь у духов предков? Не проси, не помогут. Они в наших делах ничего не понимают.

– Наши дела, Миша, только по форме и внешне отличаются от дел прошлых веков, от их дел. А по содержанию все то же – войны, раздел сфер влияний, борьба за ресурсы, обман ближнего и подкуп дальнего. Странно, стоишь возле этих камней, которые помнят еще Железного Хромца Тамерлана, а внешне они не отличаются от современных камней – тех, которые обветрились здесь за последние лет пятьдесят. Вот тебе лучшая иллюстрация того, что мир меняется лишь внешне, а до высокой духовности нам, увы, еще далеко, пока в мире правят золото, деньги и жажда наживы.

– Так, понятно. Мозоль, что ли, натер или изжога с утра замучила? Ты чего это в философию ударился? – с иронией в голосе уточнил Сосновский.

– Да так, – рассмеялся Шелестов, – просто подумалось. Ладно, хватит с лирикой, давай к прозе жизни вернемся.

– К прозе? – Сосновский, засунув руки в карманы брюк, стал задумчиво покачиваться с носка на каблук и назад. – Знаешь, я тут кое-что прикинул. Уличная преступность в Тегеране невелика. Не принято как-то в мусульманском мире красть, насиловать и обманывать ближнего. Я, конечно, согласен, что моральные уроды есть и у них и законы, призванные карать тех, кто их преступил, существовали всегда и в мусульманском мире. Но все же по ночам банды грабителей и насильников здесь не бродят. Я к чему это – мне тут неплохо удалось сойтись с двумя французами. Ребята интересные, но очень уж разные. Они между собой дружат лишь потому, что других французов здесь мало, а иные им не очень интересны.

– А ты-то им каким боком интересен? – удивился Шелестов. – Иногда выдаешь себя за француза?

– Нет, я им время от времени скармливаю интересную информацию, вот они на меня и клюют, как на хорошую репортерскую приманку. Но неважно. Понимаешь, тут один из них за женщиной решил приволочиться и пострадал физически. Получил тяжелым предметом по голове, не начав еще развивать активные действия. И главное, женщина – европейка!

– Конкурент-любовник приревновал? – предположил Шелестов.

– Странность в том, что обычно конкуренты так не самоутверждаются. Это как самцы – когда они за самку в брачный период дерутся, каждый стремится показать свое превосходство. А тут исподтишка по затылку, без объяснения причин и претензий. Он за ней наблюдал пару дней, а потом на рынке решил увязаться и познакомиться. И с таким вот финалом.