Йот Эр. Том 1

Часа через четыре после выезда из Ташкента и примерно через час после того, как миновали Соцгород под Ангреном, дорога свернула направо и автобус, натужно воя мотором, стал взбираться по шоссе в горы. С перевала открывалась потрясающая панорама окрестных горных хребтов Западного Тянь-Шаня, но вскоре дорога пошла узким ущельем, на склонах которого виднелись узловатые стволы арчи[5], заросли шиповника и барбариса, желтой, красной и черной алычи, жимолости, ежевики. Местами раскинул свои плети дикий виноград, часть листьев которого уже наливалась краснотой, время от времени встречался карагач[6]. Автобус постепенно спускался к Ферганской долине, но, не доезжая километров двадцать до Сырдарьи, круто повернул налево и по широкой живописной зеленой долине снова стал взбираться вверх. Не прошло и получаса, как школьники достигли цели своего путешествия – большого кишлака Чадак, расположенного по берегам речки Чадаксай – с шумом несущегося с гор пенистого потока.

Сам кишлак стоял в окружении рощ грецкого ореха и пышных садов, где выращивали славящийся своей необыкновенной сладостью урюк, миндаль, где тутовник соседствовал с грушами и яблонями. Окрестные склоны гор были усеяны множеством родников, рядом с которыми росли высоченные старые тополя, а на окраине кишлака высилось огромное тутовое дерево. На горных склонах там и сям виднелись отары овец. Хлопковых полей вокруг самого кишлака не было, они все располагались южнее, в направлении Ферганской долины.

Разместили прибывших в помещении бывшей конюшни, что при довольно теплой погоде было вполне терпимо – крыша над головой есть, несколько перегородок имеется, чтобы ребят от девчонок отделить, и ладно. Сразу же с утра следующего дня, после завтрака, состоявшего из большой пшеничной лепешки – лакомство, о котором многие уже успели позабыть, – и большого количества подпорченных фруктов, для ташкентцев началась уборочная страда.

Тому, кто никогда не убирал хлопок, пожалуй, трудно представить себе, что это такое. Экипировка сборщика – фартук, на нем подвешен мешок, а за плечами – корзина. Собранный мешок перекочевывает в корзину. Когда и она наполняется, надо отнести ее в огромную кучу на краю поля.

Сентябрьское солнце палит нещадно, пот заливает глаза и струйками стекает по спине, которую уже ломит от усталости. Руки исколоты острыми кончиками хлопковых коробочек и уже не чувствуют ничего, кроме боли, а ноги отказываются повиноваться…

Но вот и перерыв на обед. Впрочем, какой там обед! Пиршество! Для изголодавшихся городских школьников наваристый суп-шурпа или плов с бараниной представляли собой предел мечтаний о сытной пище. Полчаса на отдых – и снова в путь вдоль хлопковых грядок, путь, кажущийся бесконечным…

Через несколько дней Нина, не сдержав любопытство, спросила у сопровождавшей их учительницы:

– Это мне одной только так кажется или так оно есть?

– Что же именно? – уточнила учительница.

– Вроде, и кормят нас тут хорошо, и работа организована правильно, а все время такое впечатление, что смотрят на нас как-то неприветливо, – пояснила девочка.

– Верно! – подхватил кто-то из русских девчонок. – Большинство просто равнодушно смотрит, а некоторые вдруг зыркнут так, что страшно становится.

– Да, хмурые они тут, все исподлобья глядят, – разом загалдели несколько мальчишек.

Узбекский парень по имени Маджид поднял руку ладонью вперед, не пытаясь перекричать возникший гомон.

– Ты что-то сказать хотел? – учительница взмахам руки пыталась унять шум.

Дождавшись, когда стало немного потише, Маджид степенно сказал:

– Я так думаю. Нас тут узбеков много. А село – таджики. Узбекских семей всего несколько. Может, они узбеков не очень любят?

Снова зашумели, заспорили, но другого объяснения не нашли. У таджиков с узбеками серьезных конфликтов, вроде, не наблюдалось. Однако, что греха таить, среди узбеков было широко распространено мнение, что таджики – это отсталый народ. Таджикам это, естественно, нравиться не могло. Но оказалось, что все гораздо серьезнее…

8. Фронт

Пока Нина работала на уборке хлопка, военная страда ее отца шла своим чередом. 791-я стрелковая дивизия, пройдя в марте 1942 года проверку комиссии Военного совета САВО, была переброшена железной дорогой до Красноводска, а затем морем – до Баку, откуда машинами и пешим маршем выдвинулась на Северный Кавказ. Яков, получив две майорские шпалы в петлицы, был назначен командиром стрелкового полка, и ему первому из полковых командиров поставили задачу прямо в штабе корпуса, в который была включена дивизия.

Стояла ночь, лил проливной дождь, превративший дороги в предгорьях в грязевое месиво, и настроение в штабной палатке было отнюдь не бодрым. Но не только из-за дождя.

Начальник штаба, грузный и широкоплечий, с красными от недосыпания глазами, водя карандашом по карте, освещенной скупым светом коптилки, сделанной из снарядной гильзы, пояснял: