Иосиф

Поначалу, в 1928 году Иосиф надеялся, что выдворив Троцкого из страны, он одолеет троцкизм. Ведь армия сторонников Льва Давидовича лишалась вожака. Их было много, этих сторонников. Склонность русского бунтаря к скорой расправе давно известна. Именно этот соблазн в призывах Льва Давидовича привлек множество граждан бывшей Российской империи. Расправиться с мировым капитализмом одним махом, произвести мировую революцию и установить всепланетную власть трудящихся! Какой русский не любит такого размаха, какая молодая натура не услышит в этих призывах музыку приключений!? Но Иосиф, побывавший в гуще гражданской войны, и сам проявлявший беспощадное отношение к врагам революции, знал, как опасен этот соблазн для самой революции. Массовое опьянение кровью и насилием никогда не проходит бесследно. Нация превращается в скорпиона, который однажды ударит себя жалом в затылок. Троцкий талантливо внушал этот соблазн народу и сумел привлечь на свою сторону массу пылких революционеров. Хотя после окончания гражданской войны и провала восстаний в Германии и Венгрии стало ясно – мировой революции не бывать. Иосиф, будучи человеком от земли, быстро понял, что советской власти придется держать круговую оборону. И если она не справится, то погибнет. А вся неутомимая возня Троцкого предназначена для чего-то другого. Он слишком умен, чтобы не понимать, что идея перманентной революции приказала долго жить. Курс на войну с Европой был полной авантюрой, а идея создать трудовые армии для быстрой подготовки к войне выглядела издевательством над идеями коммунизма. Армия рабов вместо армии свободных людей! Это лишило Иосифа сна. Что задумал Троцкий? Куда направлены его усилия, почему он концентрирует вокруг себя еврейских функционеров?

Иосиф не мог не замечать, что после переворота огромное число евреев хлынуло на командные позиции в новой республике. Они заполнили наркоматы, ОГПУ, армию, образование, литературу и искусство и стали вездесущими. Выросший в многонациональной среде Иосиф никогда ранее не обращал внимания, люди какой национальности трудятся рядом с ним. Но в ту пору он с неприятным для себя чувством обнаружил, что Кремль стал похож на местечко из черты оседлости. Здесь жили с семьями и трудились множество ранее неизвестных товарищей, которых вытянули из глубинки их более влиятельные сородичи. По территории Кремля бегали дети, болтавшие на идиш, собирались кучками их мамы для женских разговоров, деловито сновали папы, одетые в костюмы советских служащих. Но главное заключалось в том, что весь этот сонм новых бюрократов концентрировался вокруг Троцкого. Иосиф начал понимать, что, оказывается, революционная идея может мутировать в какую-то особенную разновидность, не отвечающую чаяниям отцов революции. Он увидел, что у троцкистов есть свое сообщество, в котором правят свои законы и имеются свои секреты. Это сообщество быстро проникало во все щели государственного аппарата, организовывало сцепку и взаимопомощь для своих членов и прибирало к рукам не только ключевые позиции в стране, но и ее блага. Вскоре детский лепет в Кремле затих – семьи переехали в конфискованные квартиры бывших московских богачей, а сам Лев Давидович расположился в усадьбе Архангельское, окружив себя бесчисленными помощниками и секретаршами. Иосиф и оглянуться не успел, как увидел появление в РСФР новой знати, купающейся в роскоши. Ему, с детства усвоившему греховность стяжательства, это было отвратительно. Как-то не похоже все это было на призывы троцкистов установить власть трудящихся на всей планете. О каких трудящихся собираются заботиться эти новые баре, алчно упивающиеся захваченными привилегиями? Они не делятся этими привилегиями с трудящимися даже в России, а что говорить обо всей планете! Мировая власть нужна им только для себя! Как тут не вспомнить Ветхий Завет, предвещающий установление над миром власти народа израилева!? Для этих «революционеров» Троцкий был тем пророком, о котором мечтали ветхозаветные иудеи – посланцем Господа, несущим власть над другими народами. Иосиф понял, какую судьбу готовит России троцкизм. Горьким подтверждением этому стало воспоминание о том, что во время гражданской войны Лев Давидович своими руками расстрелял 20 дезертиров из числа отступивших частей 5 армии. Он знал разницу между приказом о расстреле дезертира и личной расправой над ним. Разница огромная.

Для Иосифа вопрос об уничтожении этого кровавого сорняка русской жизни быстро превратился в дело спасения страны.