Иона

— Сознание, относящееся к кому-то или чему-то с должной серьезностью и пониманием, найдет время для более полного погружения в это, — ответил я позаковыристей, чтобы не казаться уж совсем простачком перед церковником-интеллектуалом.

— Браво, — воскликнул Иона (я снова удостоился его «восхищения»). — Пришло мое время для аплодисментов, — и он захлопал в ладоши, как ребенок у дверей кукольного театра. — А вспомнишь, кто «оправдал» любителя работать по субботам?

— Тоже любитель, — нарочито серьезно поддакнул я, — только всяких кумиров.

— Точно, — падре-дитя радостно вбежал внутрь шапито. — Если Бог не главный в сознании души, так и вставляй Имя Его в речи свои как слово-паразит, заполняй паузы. И, кстати, его же, поминающего Бога на всех углах, поддержал в тебе сомневающийся в Единстве Создателя. Перевернешь эти цепочки?

Я с готовностью кивнул.

— Попробую. Не отклоняющийся от пути, в конце коего Бог, а не земные фетиши, идет в гору, а на подъеме, как известно, не принято болтать лишнего, нужно держать дыхание.

— Великолепно, продолжай.

Похоже, «ребенку» моего собеседника нравилось представление:

— Что касается души, не сомневающейся в единстве Отца своего, то не причин взывать к Нему бесчисленное количество раз, Он — не на языке, но в сердце дитяти своего всегда.

— Тогда самое сложное, думаю я, для тебя, — падре оставил «ребенка» в театре, а сам вышел из шатра. — И самое удивительное в тебе для меня — почему не почитающий родителей кэп не заступился ни за кого?

И литератор, и сыщик во мне, обнявшись, выступили вперед и в унисон, гордо произнесли:

— Думаю, что в моем случае сознание работает так; не почитающий собственных родителей равнодушен ко всему — и наоборот.

Иона встал из-за стола и на полном серьезе поклонился мне. Я догадался — пришло время в который раз нам расстаться.

— У меня вопрос, падре. Зачем вы приходили ко мне вчера утром?

Иона обошел стол и обнял меня:

— Пригласить на вечерю.

— А если серьезно? — я с удовольствием «прилип» к ставшему почти родным гостю.

— Я сошел с «острова» и очутился у твоего порога, так устроена «точка нейтральности», она всегда при тебе. Ну и ты тут же оказался в моей власти.

— Подожди, — я вырвался из объятий. — Значит, на вечере твоя смерть была очередным шагом на «остров», чтобы я «чистым» предстал перед инспектором?

— Верно, — Иона с любовью смотрел на меня. — И у тебя все получилось.

— Что именно?

Священник картинно вздохнул и перекрестился:

— Ты был в «альтернативе», словно Иисус, спустившийся в ад.

Я вздрогнул, мурашки пробежали по холке:

— Мне так не показалось.

— Тебе нет, — Иона излучал восхищение вассала перед совереном. — Но для остальных наблюдателей это было именно так.

Я застонал от его недомолвок и загадок:

— Для остальных? И много их?

Мне представился темный зрительный зал и освещенная сцена, актеры на которой не знают, сколько билетов продано.

Билетер-Иона знал точно:

— Весь твой род, до двенадцатого колена, поверь, собрание весьма представительное и… разнородное.

— Догадываюсь, раз ты снова у меня дома, стало быть, снова спрыгнул с потухшего вулкана, — голова моя трещала от гостя и его откровений.

Иона рассмеялся:

— Я всегда рядом с тобой, не переживай, кроме одного случая.

Последнюю фразу он произнес у самого выхода.

— Какого? — спохватился я, как при замедленной съемке наблюдая за закрывающейся дверью.

— Когда ты вернешься Домой, по-настоящему, — донеслось уже из коридора.