Поскольку сохранилось немного правдивых сведений о детстве Ивана, то спустя годы, когда Иван Сергиев станет Иоанном Кронштадтским, многие авторы будут обращаться к его ранним летам, додумывать что-то изначально необычное в поведении мальчика. Следуя за известными агиографическими образцами, напишут, что родня сызмальства привыкла смотреть на Ивана как на человека особенного, не от мира сего, имевшего некий особенный благодатный дар, пользовавшегося уважением не по возрасту. Мол, пропадет ли лошадь у мужика — идут просить Иванушку помолиться; случится ли горе какое, или заболеет кто — опять идут к Иванушке, просят помолиться о них… Ну что ж, вполне понятные и простительные «воспоминания».
Как это и было принято в семьях духовенства, по достижении положенного срока старший сын был отправлен на учебу в духовное училище, делая тем самым первые шаги в своей «духовной карьере». В 1838 году родители собрали последние деньги и определили Ивана в Архангельское приходское училище, что действовало при Рождественской церкви в качестве приготовительного для поступления в уездное училище.
Жизнь церковных учебных заведений определялась уставами, утвержденными еще в 1814 году. Весь цикл обучения, от уездного училища до академии, состоял из шестнадцати лет: три двухгодичных класса в училище (низший — приходской, средний, высший) и три двухгодичных отделения (историческое, философское, богословское) семинарии, в академии еще четыре года. Понятно, что пройти весь этот путь суждено было немногим.
Трудности встречались уже в начале пути. Поистине бедствием для родителей было взяточничество училищных и семинарских служащих. Механизм был таков: взятки брали и при поступлении, и в течение года. «Приводят мальчика в училище, отец должен его «явить» смотрителю и пятерым учителям. Явить — значит принести деньги. От беднейшего причетника требовали не менее двух рублей серебром смотрителю и не менее рубля каждому учителю. Священник, так тот и вовсе должен был представить за своего отпрыска вчетверо или, по крайней мере, втрое больше»[21]. Самые большие взятки брали при переводе с курса на курс. Ставки назначали разные — от 5 до 150 рублей. Но кроме единовременных бытовали и текущие поборы. По некоторым подсчетам, в год нужно было платить деньгами до десяти рублей серебром, не считая «натуры» — яиц, муки, говядины и т. д.
Впервые оказавшись в Архангельске — губернской столице, Иван был поражен размерами, благолепием, многолюдием города. На то время здесь проживало не менее десяти тысяч жителей, имелось более тысячи строений, в том числе и каменных. Некоторые из центральных улиц, например, набережная Северной Двины, были вымощены булыжным камнем. На реке, бывшей связующим звеном между Севером и Центральной Россией, содержались 14 пристаней, из которых две были постоянными. Несмотря на то что Архангельск уступил пальму первенства другим российским портам, прежде всего — Санкт-Петербургу, и потерял свое значение когда-то первого «окна в Европу», все же он разительно отличался от того, к чему привык маленький Иван. По реке в город доставлялись товары, отправлявшиеся за границу, — лен, льняное масло, смола, лесной товар. Но главное, конечно, — рыба. Устраивались в городе и ярмарки, на которые сходились поморские ладьи и многочисленные суда с верховьев Двины. Возможно, именно так — по Северной Двине и Пинеге, с попутчиками-торговцами, и прибывали после вакаций в Архангельск учащиеся духовных школ.
Губернская столица встречала всех своим парадным видом. Словно на блюдечке, выдвинуты на набережную лучшие здания города, заслонявшие собой пространство, спрятавшееся за ними. На одном из высоких холмов в конце города белела Кузнечевская церковь, а на другом — высились купола Архангельского собора, обрамляющие открывшуюся картину. Вид ошеломил сельского мальчишку, подавлял и по первым впечатлениям казался враждебным.
Рождественская церковь, а вместе с ней и приходское училище находились в южной части города, где проживали в основном торговцы. Неподалеку, на берегу Двины, располагался Михайло-Архангельский монастырь с самым древним храмом в городе — во имя архистратига Михаила, построенным в конце XVII века по типу московского Успенского собора. Учащиеся жили на частных квартирах. Ясно, что родители искали подешевле, среди людей своего же круга: вдовы духовных, дьячки и причетники, обслуживающий персонал духовных школ — то есть это были люди скромного достатка, даже бедные, которые, естественно, не могли создать ученикам необходимых условий для учебы и отдыха. Нередко мальчики восьми-десяти лет попадали в скверные условия обитания, где, по словам современника, ребенок видел «отвратительную нищету, неразлучные спутники которой: грязь, грубость — до зверства, самые страшные пороки, которые не считают нужным даже скрывать… Его заставляют быть орудием и даже участником разных мерзостей: воровать, бегать за водкой и т. п.»[22].