Инженер страны Советов

— Да ладно тебе, дядя Федя, — Николай махнул рукой, — сейчас разберёмся. Может случилось что и это за мной, чтобы ехать куда.

— Может и так, — Фёдор Тимофеевич затянулся самокруткой, — А ты, дочка, всё ж таки, ступай, да делай как сказано было.

Татьяна юркнула за угол. Машины, тем временем, подъехали к нам и из кузова полуторки бодро спрыгнули четверо в фуражках василькового цвета с малиновыми околышами и малиновыми пустыми петлицами с винтовками с примкнутыми штыками в руках, а из "эмки", вальяжно, вылез несколько грузноватый мужчина, тоже в форме НКВД, но с тремя "шпалами" капитана* в петлице.

(* Три "шпалы" в петлице в НКВД — капитан, в РККА — полковник)

По хозяйски оглядевшись вокруг, но небрежным жестом одел фуражку и произнёс.

— Вот и славно, что все в сборе. Не придётся вас по одному искать.

— А что случилось, товарищ капитан? — спросил Николай.

— Да уже не товарищ. Сдайте оружие, гражданин Сазонов. Вы арестованы за контрреволюционную деятельность и за связь с белобандитами и террористами. Ну и остальные как члены банды и пособники.

— Может всё же объясните? — Николай спокойно расстёгивал портупею.

— Ну отчего же не объяснить, объясню, хотя и не обязан, — капитан с усмешкой посмотрел на своего бывшего подчинённого, — твой родственничек, являясь связником банды, приютил у себя раненого белобандита и террориста, а ты этому потворствовал и помогал в контрреволюционной деятельности. Хорошо что есть ещё у нас преданные делу революции люди, которые и сообщили об укрывающемся здесь неизвестном.

— Но это же бред. Этот человек, — Николай кивнул в мою сторону, — сын боевого товарища Фёдора Тимофеевича, с которым он громил басмачей.

— А документы у этого человека имеются? — капитан явно издевался, — Вот то-то и оно. Так что разберёмся, а пока давайте без глупостей. Да, а где сестрица твоя? Её тоже надо бы задержать и допросить как следует, — при этом лоснящаяся рожа капитана растянулась в глумливой улыбке.

— Сестру не трогай, — прошипел Николай, исподлобья глядя на своего начальника, — с нами разбирайся, как знаешь, а про неё забудь.

— Ну это мы поглядим. Будете по сговорчивее и её не тронем, а не будете вы, так может она по сговорчивее будет. Ради братца то, — капитан заржал, довольный своей шуткой.

А у меня от этих слов буквально потемнело в глазах. Я лишь представил, что этот тянет свои жирные руки к Татьяне и….у меня, что называется, выбило предохранители. Я ведь в частях КГБ не картошку чистил, а проходил реальную подготовку, хоть и не чета спецуре, но тоже кое-что.

Капитан сложился пополам и замер на земле в позе эмбриона. Краем глаза замечаю движение сбоку и ухожу в сторону. Выпад трёхлинейки со штыком проходит мимо. Рукой чуть подправляю траекторию нападавшего и он кубарем летит в одну сторону, а винтовка в другую. Следующих двоих, не успевших среагировать, вырубаю двумя ударами, когда меня настигает окрик Николая.

— Михаил, прекрати!

Я чуть замешкался, обернувшись на него и тут мне в лицо прилетел приклад винтовки от четвёртого бойца. Яркая вспышка в мозгу и темнота.

Сознание на этот раз включилось сразу, словно кто-то щёлкнул тумблером "вкл". Ещё не открыв глаза я услышал смутно знакомые голоса.

— Как думаешь, он оклемается? — спросил молодой голос.

— Да кто ж его знает. Танька говорила, что у него сотрясение мозга было, а тут ещё прилетело. Семь дней уже в беспамятстве и сколько так пролежит непонятно. Одно хорошо, на допросы его не таскают.

— Это да, повезло. Эта сволочь Зимин ему не простит. До сих пор, гад, боком ходит. Здорово ему Мишка припечатал.

— Здорово то здорово, но что дальше будет?

— А хрен его знает, дядя Федя. Зимин может под любую статью подвести, а уж под контрреволюционную так запросто. Эх, жаль я не успел рапорт отправить. Там про все его делишки всё подробно описано, — молодой голос вздохнул, — Как там Танька? Волнуюсь я за неё.

— Не ты один волнуешься, — было слышно как старый вздохнул, — но думается мне, что её не арестовали. Иначе эта сволочь уже этим на нас давил бы.

В мозгу у меня что-то щёлкнуло от имени Татьяны и я вспомнил кто я и где я, вернее, в когда я. И голоса обрели свои имена. Во рту запершило и я захрипел сухим горлом.

— Ты погляди, очнулся, — с некоторым удивлением, но и с облегчением воскликнул Фёдор Тимофеевич, — Погодь-ка, парень, я тебе попить дам.

Моих губ коснулся край металлической кружки и я жадно глотнул живительную влагу. Ощущение наждачной бумаги в горле прошло и разгорающийся внутри пожар удалось унять.

— Давно мы здесь? — спросил я, утолив жажду.

— Да, почитай, неделю уж, — Фёдор Тимофеевич помог мне сесть, — нас то с Колькой каждый день на допросы тягают, всё бумаги подписать заставляют. Да только хрен вот им. Я басмачей не боялся, а эту сволоту и тем более не испугаюсь. А теперь и за тебя возьмутся. Так что даже и не знаешь, радоваться тому, что ты очнулся, или горевать. Эта сволота Зимин тебе житья не даст, замордует. Ты его так приложил, что он чуть калекой не стал. И где только так драться научился.