Иные земли

– Да. Забавно. Что ж, так оно иногда и бывает, верно? – Ган через силу улыбнулся. – Необязательно быть друзьями, чтобы сделать что-то важное вместе.

«Мы готовы».

Артем хотел сказать что-то еще, но вдруг, словно порыв ветра – сухой лист, неведомая сила подхватила его и вознесла на постамент.

«Ты будешь в лаборатории. – Теперь его голос звучал напрямую в голове у Гана, как прежде – голос Тофф. – Действуй быстро».

Ган кивнул и повернулся к Дайне.

– Что ж… прощай?

Поколебавшись, она грубовато обняла его одной рукой – он обнял ее в ответ.

– Позаботься об Арте, ладно?

Дайна кивнула:

– Он не один.

Она отошла в сторону, ближе к воде. Все это время ее взгляд был устремлен на Артема, и она смотрела на него с надеждой и жадностью.

Не худшая основа – Ган хорошо это знал.

Он не сразу заметил, что долина изменилась. Как будто вереница длинных теней прошествовала по горизонту и воды озера потеряли прозрачность. Разноцветье кристаллов на берегу потускнело. Даже золотой шелковистый песок посерел.

Легкая рябь прошла по воде. Воздух загустел, запахло грозой, и Ган почувствовал, как по волосам и коже пробегает статическое электричество.

Боги пели, хотя ни один из них не раскрывал рта. Все они, казалось, погрузились в глубокий транс. В том числе Артем – его голова запрокинулась, глаза закатились так, что стали видны белки. Темные волосы встали дыбом. Золотистые молнии энергии вились между его пальцами, как крошечные змеи.

Сейчас он вовсе не был похож на человека, и Ган вдруг почувствовал, что где-то в глубине души крохотным зверьком ворочается страх – и невозможно понять, боится он за Артема – или Артема.

На песке в центре площадки перед скалой вдруг появилась темная воронка – словно вытащили пробку из бочонка. Мгла пульсирующими рывками вырывалась оттуда и расползалась по берегу, укрывая долину Литта черным ковром.

Безмолвные песни богов стали выше, громче, пронзительнее – Ган почувствовал, что голова, которая и без того раскалывалась, теперь рискует лопнуть от боли.

Не устояв на ногах, он упал на колени, и его ладони погрузились в черный клубящийся туман. Он рефлекторно отдернул руки – туман оказался мокрым и холодным, как мох.

Боги запели громче.

«Смелее, дитя. Возвращайся домой – и сделай то, что должно. Действуй быстро. Мы будем удерживать проход открытым совсем недолго. Мое благословение с тобой».

А потом он вдруг почувствовал, что из груди у него будто вырвали кинжал. Что-то из него ушло, и в дыру хлынула черная, клубящаяся пустота, пустота заполнила его, и ему было так холодно – он был одинок, как никогда прежде, и не было на свете ни девичьего смеха, ни тепла чьих-то рук, ни солнечного света – только чернота, пустота, холод, мрак…

Он хотел взглянуть на скалу – но наверху не было ничего, только такая же беззвездная темнота.

– Тофф! Эй! Артем! Дайна! – Он кричал и звал, и ему все равно было, как это выглядит со стороны, – лишь бы кто-то откликнулся, – но они не отзывались.

Что-то пошло не так, были на свете вещи, которые, однажды сломав, починить невозможно, они совершили ошибку, думая иначе, и вот теперь он остался один, в темноте, навсегда…

А потом словно огромный золотой нож разрезал тьму – резким, точным ударом гигантской невидимой руки, – и во тьме, поглотившей все вокруг, засиял свет.

Пространство распахнулось, раскрылось ему навстречу, и он пошел туда, преодолевая сопротивление темного тумана, цепляющегося за его лодыжки как ползучие растения, словно пытаясь удержать…

Но он был уже в самом сердце света – в коридоре, сплетенном из живых солнечных лучей. Сюда тьме не было ходу.

«Удачи, дитя». – Это был шепот Тофф, и теперь он звучал иначе, как будто в отдалении, и Ган понял, что слышит его в последний раз.

«Удачи, – тихо шепнул Артем. – Прощай… Прощайте».

Ган хотел ответить, но здесь гасли все звуки. Ему казалось, что он идет и идет бесконечно, – а потом нога сорвалась вниз, как бывает, когда лестница обманывает сломанной ступенькой, и захватило дух…

Он упал, выставив вперед руки, – и очутился на грязном пыльном полу в лаборатории Красного города.

Над ним стоял Север – увидев красно-синюю маску, Ган подумал, что бредит. Рядом с Севером стояла Кая – он держал ее за руку выше локтя. Дальше за ними он увидел Сашу – связанную – и еще какого-то бледного парня, тоже связанного. Группу растерянных людей – смутно знакомых по Красному городу.

Ингу – что здесь делала Инга, как она могла оказаться тут? – опирающуюся на костыли, заплаканную. И… Тошу, совсем не похожего на себя, – бледного, исхудавшего. Он лежал на полу, и его поддерживала незнакомая черноволосая девушка.

В первый миг все молчали – как будто уши заложило от высокого давления, – а потом разом ожили, и мир взорвался звуками.

И громче всего звучал один, всего один звук.

– Ган! – Кая рванулась к нему – пола куртки хлопнула, как трепещущее крыло, – но Север дернул ее назад и держал крепко.

– Не спеши. – Он сделал шаг вперед. – Я знал, что ты придешь! И вот ты здесь…

– Сейчас не до того, дядя. – Язык заплетался, в голове как будто бил колокол. – Нам нужно… сделать все быстро.