Иные города (СИ)

Любое движение демона устремлено вперед, он напоминал ей греческие и римские статуи спортсменов, воинов и воинствующих богов. Мятежная шевелюра черных волос, взгляд, полный вызова окружающему миру. Отчеканивает каждый шаг так, что, кажется, должны остаться на асфальте следы.

Надо быть благоразумнее, решила вдруг она. Раз запретили с ним сближаться, значит, надо держать его на расстоянии. Ведь так лучше для нее, так спокойнее, душа не кипит чувствами, не переворачивается все внутри, не обрывается и замирает сердце, когда он нечаянно задевает ее рукой или взглядом. Нельзя, значит, нельзя. Даже маленькие дети это понимают. Почему же так трудно уложить это понятие на полочку своего сознания?

В сумерках города, при свете фонарей, его присутствие и вовсе заполняло все пространство. В солнечном сплетении горела необходимость выяснить с ним все, как-то уравновесить их чаши, но она боялась даже слово вымолвить. Но он вдруг остановился, она тоже. Они стояли у входа в маленький парк рядом с Пасео де Грасия. Он открыл чугунные ворота и полуоборотом головы пригласил ее следовать за собой.

Под ногами заскрипел песок, они дошли до скамейки и сели. В окнах домов, выходивших на парк, уютно горел свет. Демон смотрел на эти золотистые квадраты окон и, казалось, видел все, что происходит за ними.

Настя устало села рядом.

— Азазелло… — тихо произнес граф.

Настя почувствовала, как примораживается от страха к скамейке. То ли он ждал их здесь, то ли явился на зов графа, только из тени дерева появился вдруг демон, тот самый, что встретился ей уже однажды. Его красные глаза с вертикальными зрачками бегло оглядели ее и уставились, не мигая, на графа. Тот сидел, положив руки на спинку скамейки, как развязный франт на прогулке в парке.

— Ты передумал? — спросил Азазелло.

— Нет.

— Тогда зачем звал? — Азазелло обнажил желтые клыки.

— Чтобы еще раз напомнить. И предупредить. Не делайте того, что задумали. Вы разрушите все.

— Мы разрушим мир, который нас не устраивает. И создадим новый. С нашими правилами. Если ты не с нами, тебе в нем места не будет.

— У вас нет такой силы, чтобы создавать новое. Вы лишь разрушение. И она тоже.

— Ноктурна родит то, что сможет создавать, это будет новая сила.

— А ты уверен, что оно захочет считаться с вашими желаниями?

Азазелло на миг замер, глядя в упор на графа.

— Мы знаем, что так будет. Он знает.

— Он… Да он растерял последние остатки былого величия.

— Замолчи, Самаэль! Всегда был гордым, считал себя иным, лучшим, а закончил так же, как и мы! Изгоем! С кем якшаешься? С низкими тварями, с людьми, — Азазелло плюнул в сторону Насти. — Что тебе в ней, Самаэль? Это же прах от праха земного, пыль, озаренная каплей сознания. Она же ничто: смертная, чья жизнь для нас лишь миг. Девчонка!

— Она моя, — твердо сказал демон. От переката его голоса, мурашки побежали по телу Насти.

— Твоя? В этом мире нет ничего твоего. Все либо наше, либо Его. Тебе придется выбрать, на чьей ты стороне.

— Я давно выбрал. Разве не помнишь? «То частица духа моего, оберегать ее в каждом из них…» Вот, что я выбрал.

Азазелло вдруг взвился в столпе пыли, рыкнул прямо в лицо графа:

— Оберегать, да как же, ты же сеешь по земле смерть, ты самое страшное для них, именно тебя они проклинают, все, что ты делаешь, оборачивается для них бедой. Или ты не знала?

Морда Азазелло резко повернулась к Насте, а та лишь по-детски втянула голову в плечи.

— Он — причина изгнания людей, твой демон искуситель.

— Пошел вон! — граф махнул рукой, и демон исчез. От гнева глаза графа стали совершенно желтыми, словно те вспышки золота, что иногда мелькали в них, взорвались светом.

На скамейке воцарилось молчание. Настя сосредоточенно перебирала крупицы информации, пытаясь собрать мозаику целиком. Кто же этот падший ангел, что сидит сейчас рядом с ней и смотрит в окна, так спокойно и невозмутимо, словно поболтал с прохожим, а не с демоном?

Золотистый свет в его глазах медленно угасал. Он встал, повернулся к ней и протянул руку. Обычный красивый мужчина. Снова земной, снова обольстительно прекрасный.

Он помог ей встать со скамьи: только сейчас Настя поняла, как ослабли ноги. Ощущение зыбкости всего реального еще не растворилось вслед за Азазелло в воздухе. Реальным был только тот, что удержал ее, прижал к себе, взял ее тяжелую пшеничную косу и задумчиво взвесил в руке. Ее пальцы крепко вцепились в мягкую кожу его куртки. Когда он заговорил, такая истома овладела ей, что не держи он ее крепко, она бы не выдержала и упала.