-Мы все направили свет на зараженного. Он неуклюже поднимался с беспорядочно наваленного спортинвентаря. Осколки стекла со звоном сыпались с него. Из многочисленных порезов на лице вытекала кровь, черная в тусклом освещении наших телефонов. Встав на ноги, зараженный замер – он недвижимо стоял у края, почти касаясь носками острых осколков витрины, оставшихся в раме, и смотрел своими пустыми глазами на нас. Мне кажется, его гипнотизировали одинокие огоньки дисплеев телефонов в полной темноте, или он просто не мог понять, что они значат – следовало на них кидаться, или нет. С того места, где стоял Саша, он мог бы просто сбить зараженного с ног. И он даже поднял за ножки стул на уровень удара, но почему-то передумал, опустил руки и взглянул на Сережу, сказав, что зараженного нужно было бы скинуть. Сам Саша вряд ли бы смог удачно дотянуться до одежды зараженного, чтобы потянуть его вниз. Хотя он и не рискнул бы. Сережа ничего не ответил. И не смотря на то, что он стоял ко мне спиной, я знала, что глаза его лихорадочно бегают, а на лбу залегла складка. И вдруг он размахнулся своим стулом и бросил его прямо в ноги зараженному. Стул с лязгом отскочил от перекрытия и, потеряв импульс, лишь немного толкнул зараженного в голени, остановившись прямо у его ног. Но этого было вполне достаточно, чтобы неустойчивое тело, сведенное спазмами, подалось вперед, и медленно, будто в замедленной съемке, полетело вниз. Зараженный с отвратительным чавкающим хрустом приземлился на острые ступени, распластавшись на них в неестественной позе. Рядом с грохочущим лязгом рухнул стул, и загрохотал по лестнице вниз, пока не наткнулся на тело.
-Я помню, как Настя рядом с криком закрыла лицо ладонями, а я просто не могла свести глаз с бесформенной кучи из плоти и одежды, истекающей темной кровью. Зараженный был ещё жив. Он стонал и пытался шевелить переломанными руками. Хотя высота, с которой он упал, была не очень большой, я была уверена, что его руки переломаны. Сережа быстро сбежал по ступеням вниз, схватил стул и нанес первый удар по голове зараженного. Саша как-то нехорошо улыбнулся, словно оскалился, и, оттолкнув Витю, бегом направился к Сереже, огибая перила. Ульяна тихо простонала: «Пожалуйста, не надо». Но град ударов металлическими спинками уже рушился на череп зараженного…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
-Уже спустившись, Санек кричит мне, чтобы я посветил. Я перегибаюсь через перила и направляю луч фонарика именно на фарш, который раньше был лысеющим мужчиной. Он уже не двигается, не издает никаких мычащих звуков, но Серега с Саньком продолжают лупить его стульями, вбивая в плитку, покрывавшую ступени. Я так и замер. Одно дело, когда ты видишь убийство зомби в кино, и совсем другое, когда человека, - он поднимает вверх указательный палец, - именно человека, лицо которого ты видел всего секунду назад, о прошлой жизни которого ты думал, и вот этого человека с неимоверной жестокостью изничтожают твои друзья. И они не садисты, они обычные ребята. Ты хочешь прекратить бессмысленное насилие, но в глубине души понимаешь, что так надо. Так что я так и стоял, продолжая светить и слушая всхлипы девчонок, не в силах шелохнуться. Меня будто манила та бойня, происходящая внизу. Причем Санек лупил зараженного с такой остервенелостью, с таким извращенным удовольствием, что остановился, только тогда, когда Серега уже схватил его за запястье…
Виктор задумчиво потирает подбородок.
-Наверно это будет неуместно, но я всё-таки расскажу об этом. Когда-то на паре по психологии мы проходили Стэнфордский эксперимент. Суть его заключалась в том, что группу людей, принадлежащих к одному и тому же социальному классу, поместили в условия самой настоящей тюрьмы. При этом группу разделили пополам, на заключенных и охранников. Охранникам выдали дубинки и дали указание любыми способами поддерживать порядок среди заключенных, только не применять насилие. Цель эксперимента не так важна. Важен результат: всего через несколько дней всё вышло из-под контроля, и почти в каждом охраннике проснулся самый настоящий садист. Все обернулось безумной жестокостью по отношению к заключенным и издевательством над ними. Эти охранники, практически закрытые от юрисдикции закона, оставшегося снаружи их импровизированной тюрьмы, наделенные властью и целью, показали истинное человеческое лицо.
-Так вот, глядя на Сашу, я видел в нем одного из этих садистов. Город поглотила паника и разрушение, принесшие анархию, физические недостатки зараженных возвышали нас над ними, а нашей целью, и, на мой взгляд, это главный фактор, стала борьба за собственное выживание. Я пытался и до сих пор пытаюсь оправдать для себя тот садизм, что творил Санек. И не могу. Не потому, что у нас с ним были терки. Просто…быть человеком – значит подавлять в себе зверя, я думаю. А он человеком быть перестал. – Виктор разводит руками.
-А вообще… я успокаиваю себя осознанием того, что насилие, наделенное целью, становится оправданной необходимостью…