-Сережа вернулся с металлическим стулом из кафе в каждой руке. Я спросила его, что он собирается делать, хотя это и так было понятно. Он хотел разбить стекло и через перила перелезть в павильон. Таня и Ульяна сразу же запротестовали, даже стали толкать его в грудь, при этом умоляя просто пойти дальше – они боялись выпустить зараженного. Сережа растерялся, не зная, что ему делать, но вмешался Саша. Он прикрикнул на девчонок, одной рукой отстранил их от Сережи, и взял у него один стул. – Голос Юлии тихий. Говорит она уже не так охотно, как прежде – сказывается недавнее раздражение.
-Мы с ребятами отошли от витрины назад, продолжая светить на неё телефонами. Саша встал справа от неё, а Сережа немного спустился по ступенькам, прямо на уровень ног зараженного, уперевшегося в стекло. Таня за моей спиной продолжала повторять, что делать этого не нужно. Но говорила она это так тихо, что вряд ли кто-то кроме меня её слышал. Витя, у которого телефон был с фонариком, подошел к перилам, светя прямо на витрину. Мы все замерли в напряжении. Я тогда подумала, что почему-то не чувствую угрызения совести от намерения забраться в магазин и просто взять то, что мне нужно. Кражей ли было то, что мы собирались сделать? Не знаю. Всё то время, что мы провели в зараженном городе, мы занимались мародерством ради выживания. Однажды Сережа сказал мне: «Совесть можно заставить заткнуться, долги можно отдать, раны можно залечить. Но только в том случае, если ты выжил». То есть нужно было любыми средствами бороться за выживание, не думая о последствиях. И мы делали это. Но не из-за высокопарного сохранения священной неприкосновенности собственных жизней. А просто из-за трусости и нежелания искать иной выход.
Юлия идет на фоне пристройки «Коралла», образованнойячейками из синего зеркального стекла в человеческий рост. В отражении видно оператора – тучного молодого человека в черной замшевой куртке, расстегнутой до живота. Половина его лица скрыта крупной телекамерой. Вдруг изображение замирает на одном из зеркальных окон. На нем красной краской сквозь трафарет нарисовано нечеткое очертание мужского лица. Сверху написано: «С. Нестеров был здесь и он сюда вернется!». Оператор некоторое время снимает эту надпись, затем, когда Юлия вновь начинает говорить, изображение переводится на неё.
-Сережа снизу кивнул Саше, и Саша, схватив стул за ножки, широко размахнувшись, ударил металлической спинкой в стекло. Раздался ужасный грохот. Оглушающий и пугающий в звенящей тишине опустевшего торгового центра. Удар был очень сильный, но к моему удивлению, стекло даже не треснуло. Хотя зараженный за ним рухнул навзничь. В принципе Саша стоял не очень удобно, чтобы сделать хороший замах – слева, за перилами. И стул был относительно легким, тем более спинка состояла из тонких металлических прутьев, натянутых между прутьями потолще, переходящими в ножки. Но всё равно, даже учитывая эти недостатки, Сашин удар был наделен просто нечеловеческой силой. Он ударил вновь, но стекло по-прежнему было цело. Затем ещё и ещё, ускоряя темп, пока оглушительный грохот не перешел в монотонную дробь. Сережа, видимо, собиравшийся попробовать кинуть свой стул в витрину, просто поставил его рядом на ступени и наблюдал за Сашей, в ярости бьющего по стеклу. И наконец, внезапно вместо ожидаемого грохота раздался сухой треск и от того места, куда пришелся очередной удар, по блестящей поверхности расползлись трещины. Саша по-детски улыбнулся, облегченно выдохнул и замахнулся стулом, как мы все думали, в последний раз. Но пришлось нанести ещё пять или шесть ударов, прежде чем стекло, наконец, разбилось и осыпалось частью осколков вниз, на лестницу, заставив Сережу отскочить назад. По помещению разлился грохочущий звон, от которого приходилось затыкать уши. И будто в ответ на этот звон, что-то стеклянное и тяжелое упало на втором этаже. Зашелестели неуверенные шаги, более близкие и отчетливые.
Юлия поднимается от небольшой стоянки у «Коралла» по ступеням на тротуар и прогулочным шагом бредет вперед. Между ней и камерой периодически начинают мелькать серые столы кленов, насаженных вдоль всего тротуара. Людей здесь нет совсем. За Юлией на фоне плывут разбитые витрины, заклеенные грязной клеенкой. И стены, и витрины сплошь исписаны неумелыми однотонными граффити в основном на тему религии или анархии.