Инцелы. Как девственники становятся террористами

– Встаю я рано. Сплю плохо, часов шесть за ночь. Завтракаю. Немного играю в компьютерные игры. С утра до работы иду пешком, чтобы сэкономить, а на обратном пути еду. Перекусываю лапшой, отдыхаю. А потом готовлю нормальный ужин.

Настает момент затронуть самую больную тему в разговоре. Начинаю осторожно к ней подбираться.

– Как у тебя дела с… э… ты говорил, что у тебя было много друзей… как у тебя с девушками?

Магнус резко зажмуривается – так он делает всегда, когда мы затрагиваем щекотливые темы.

– Ох, вот с этим у меня всегда были проблемы.

Он смотрит на меня взглядом, полным мучений.

– Я очень боялся, что мы затронем эту тему. А такой вроде хороший был день. – Тяжелый вздох. – Это очень больная тема.

На какое-то время наступает тишина. В окна начинают просачиваться осенние сумерки, из коридора доносятся шаги пациентов и сотрудников. Медсестра молча сидит рядом со мной.

– Противоположный пол меня всегда интересовал, даже в детстве мне почему-то казалось, что девочки интереснее мальчиков. Не знаю почему, но они меня очаровывали. Но мне всегда трудно было завести себе девушку, и в тех немногих случаях, когда удавалось, всё заканчивалось, толком не начавшись. Это были лучшие моменты в моей жизни, которые я ценю больше всего.

Его голос дрожит – я вижу, что Магнус вот-вот заплачет. Он судорожно сглатывает, пытаясь сдержать слезы.

– Во мне столько ненависти! Такая ярость, такое разочарование! Тринадцать лет у меня не было девушки. Трудно сказать, после чего именно я сдался, но я сдался. Мне случалось влюбляться в женщин, но из этого ничего не выходило. Влюбляешься, конечно, не каждый день, но теперь я стараюсь такого вообще избегать.

Слезы пополам с гневом всё же вырываются наружу, злость нарастает, он говорит напряженно, голос срывается. Пока он пытается взять себя в руки, повисает пауза – использую ее, чтобы задать вопрос.

– Как ты думаешь, почему ничего не выходило?

– Не знаю. Иногда мне кажется, что причина в злобе. Женщины просто-напросто злые. Им нравится видеть, как мужчины страдают.

Слезы текут по лицу Магнуса, медсестра протягивает бумажный платок. Магнус вытирает щеки.

– Во мне столько ненависти, у меня появляются такие ужасные мысли по поводу женщин… и вслух-то страшно сказать.

– Ты можешь вспомнить, когда начал испытывать такую ненависть к женщинам?

– Пожалуй, когда меня бросили тринадцать лет назад. Когда она заявила, что мы расстаемся, я подумал: убью ее! Я этого не сделал, но не знаю, может, зря. Она этого заслуживала, а то и еще чего похуже.

– Потому что предпочла уйти от тебя?

– Да!

– Сколько времени вы были вместе?

– Недолго. Несколько недель. И она даже не объяснила, почему решила меня бросить.

Уставившись в одну точку, он продолжает:

– Столько всего страшного и ужасного я читал и думал… и всего этого она заслуживает. Всего! Я для нее изобретал самые ужасные казни, но ни одна не была достаточно страшной. И со временем всё становится только хуже.

Он повышает голос.

– Мне просто-напросто нужен близкий человек рядом, но такого никогда не было. Может быть, кроме моей семьи в каком-то смысле… но никто не выбирал любить меня, никто не захотел быть рядом со мной. Мне кажется, меня нельзя полюбить. Может, это просто невозможно?

– Почему невозможно?

– Потому что этого до сих пор не случилось!

Он бросает на меня быстрый взгляд, будто внезапно нашел разгадку, решение давно мучившей его проблемы.

– Возможно, это всего лишь паранойя, бред… но даже те женщины, которые были со мной, делали это только для того, чтобы потом меня уничтожить. Потому что они злые.

Но тут он качает головой, словно ставя под сомнения свою убежденность. Приступы плача следуют один за другим, становится трудно продолжать интервью.

Через несколько минут Магнусу удается взять себя в руки. Я спрашиваю, выходит ли он в интернет в поисках единомышленников – тех, кто разделяет его радикальные мысли.

– Нет, я этого избегаю, потому что они проговаривают то, что я чувствую, вслух, и от этого становится еще хуже. То, что они пишут, сильно задевает во мне какой-то чувствительный нерв. Когда я находил в интернете единомышленников, я замечал, что мы думаем совершенно одинаково – и мне это не нравится!

Тут Магнус спрашивает, известно ли мне имя Эллиота Роджера. Я отвечаю, что очень хорошо знаком с его историей.

Магнус кивает и продолжает:

– Эллиот Роджер рассказывал, что хотел бы поместить всех женщин в концлагерь, а сам сидеть на башне и наблюдать, как они умирают. И тогда я подумал: этот человек начисто лишен воображения!

Он кидает на меня взгляд, словно желая удостовериться: до меня действительно дошел смысл его слов.

– А у меня с воображением все в порядке. И я представлял себе вещи куда страшнее.

– Например?

– Об этом я не хочу рассказывать, но мои фантазии куда ужаснее и неосуществимы на практике. Но я не смог бы выйти на улицу и начать убивать женщин. Ведь не все же такие монстры, как те, что мне попадались.

– Стало быть, ты не всех женщин винишь в том, что с тобой произошло?

Магнус колеблется, задумавшись.

– Наверное, не всех. Только тех, с которыми сталкивался.