Интервью… в тумане

Она купила целых три и один съела по дороге на работу. И, о счастье, сработало — гастрономическое удовольствие. Настроение поднялось.

Чудо самовнушения.

В министерстве царила привычная обстановка — сотрудники текли ко входу полусонным потоком, просачивались в двери, топтались возле турникета, образуя пробку.

Спасая персики от давки, Тоня прошмыгнула через пост и выдохнула, когда развернула пакет в своем кабинете — фрукты не пострадали.

Она включила компьютер, но усаживаться за работу не торопилась, полила герань, выглянула в окно и увидела его. Максим Анатольевич на ходу здоровался, обменивался приветствиями. Он был одет в пиджак цвета кофе с молоком поверх графитовой рубашки, черный низ завершал представление о стильной мужской моде. Тоня всегда восхищалась людьми, которые умели красиво одеваться. Богатырёв оказался их представителем.

Тоня подумала и освободила цветочную красавицу от наступающей кипы бумаги, переставила папки на пол. В кабинете стало светлее и уютнее. Или это на душе стало светлее и уютней? Настроение поднималось, но Тоня не стала разбираться из-за чего — боялась. Да, она боялась своих чувств. Они были неожиданными и неуместными что ли. Она точно не была к ним готова. Но при виде Максима Анатольевича расцветала душа.

Дверь открылась.

— Доброе утро, Антонина, — широко улыбаясь, поздоровалась причина её буйно цветущей души.

— Доброе утро, Максим Анатольевич, хотите персик? Берите, угощайтесь.

— Обожаю персики — проходя, признался он в своей слабости.

Он приоткрыл пакет, выпуская из пакета аромат. Взял, задумчиво покрутил в руке, посмотрел на Тоню и сказал:

— Антонина, а давайте вечером поужинаем. После работы. Я зайду за вами.

Сегодня Тоня была нерасторопна. Сначала об этом пожалела, но потом похвалила. Дело в том, что она хотела согласиться и радостно ответить, что конечно же она согласна с ним поужинать, обычно таким тоном девушки отвечают на предложение парней выйти за них замуж. Но у него звякнул телефон, он быстро взглянул, прочитал и сказал:

— Простите, сегодня вечером нарисовались другие планы. В другой раз.

Тоня криво улыбнулась.

— Работа?

— Надеюсь.

Ответ прозвучал неубедительно. И вот тут Тоня себя похвалила, что не успела ответить ему согласием на ужин. Предварительно естественно расстроилась до слез.

Максим Анатольевич быстро попрощался и вышел из кабинета.

Она машинально заглянула в пакет, в нем лежали два персика.

* * *

Странно, но они никогда ничего не боялись.

Бояться — это значит признать, что план может провалиться. А провал плана — это самое жуткое событие, которое могло произойти в жизни. Поэтому любой план продумывался до мелочей. И именно эти мелочи не давали рухнуть мероприятию. Они как кирпичики, скрепленные бетонным раствором, становились монолитными плитами, выдерживающими нагрузку. Каждый пункт плана — это этаж здания, и чем больше пунктов, тем выше и тяжелее дом. А в строительстве ошибаться нельзя. Поэтому продумывая план, они большое значение уделяли мелочам. И были уверенны, что подходят к этому занятию со всей ответственностью и уделяют этому делу большое внимание.

Поэтому бояться они не привыкли.

Ещё они были уверенны, что никто не догадается об их причастности. Он давно переступил закон, ещё в юности, когда своровал первую шоколадку. Он не хотел шоколад, это был эксперимент, а сможет или струсит? Нет. Трусость ему противопоказана. В нем нет этого постыдного чувства. Он ухмылялся опасности в лицо. Тогда опасность была в лице кассирши и охранника за её спиной.

За шоколадкой последовал телефон из кармана растяпы в трамвае. Тот идиот ничего не заметил, значит он не зря тренировался на карманах курток, висящих в шкафу. В какой-то момент он понял, что куча телефонов в заброшенном доме на окраине городка не приносит удовольствия и ему хочется чего-то большего. Телефоны он выкинул в пруд и отправился работать в развлекательный парк. Место было выбрано не просто так, была конкретная цель. Он устроился работать в тире. Когда не было клиентов, изучал оружие, когда хозяин не видел, стрелял по мишеням. И в пятнадцать лет разбирался во всех «огнестрелах». Взяв в руки холодный металл оружия, он испытывал возбуждение.

В выборе профессии он опирался на свои чувства. Его тянуло в опасность, но такую, в которой он должен был чувствовать превосходство над кем-то.

Потом была первая жертва. Первые деньги. Первая радость. Нет, с радостью это не сравнить, это был экстаз.

Он любил такие игры. Получал удовольствие только от мысли, что сможет кого-то перехитрить. Ради этого жил.

Потом он прокололся. Его физиономию долго крутили по телевизору. На него вышли. А он так надеялся на свою неуязвимость. Отец сдал его логово. Правда потом ему пришлось совсем уж худо — сначала арест сына, потом ещё хуже: его освобождение, потом опознание обгоревшего в бане трупа (вот уж умора — признать в том бомже родную кровь), ну а потом вообще кинокомедия: явился с того света и отомстил за все предательства. Жалко, что так быстро батино сердце не выдержало.