Интервью… в тумане

Тонечка, прижав кулачки к груди, растерянно всматривалась в лицо Богатырева. Кажется, она забыла, как моргать. Сразу промелькнула мысль, что она поверила в разыгравшуюся трагедию.

Сцена оказалась настолько неуместной, но Максим Анатольевич не мог об этом сообщать. Он послушно вышел из кабинета, позволив себя увести. Только сказал:

— Без наручников. Я сам пойду.

Сказал настолько спокойно, что Марченко Эдуард Викторович не стал настаивать. Он спрятал кольца в задний карман брюк и указал в сторону двери.

В приемной уже толкалась добрая половина сотрудников. Максим остро чувствовал на себе их взгляды. Была неутешительная вероятность того, что обернись он — заметит, как в него тыкают пальцем, а будь у него отменный слух, как у мотылька — услышал бы: «Ах вот кто взяточник». Позор еще долго будет преследовать его. Так уж устроен мир. Это придется перетерпеть. Бесполезно бороться со сплетниками. Их не переубедишь. Можно только отвлечь.

— Стойте. Постойте! — выкрикнула Тоня. Голос дрогнул. — Это моё.

— Что? — остановился следователь.

— Я хочу сделать объявление… то есть заявление… то есть показание… ой. Да, я хочу дать признание.

Марченко заинтересованно разрешил, девушка могла открыть новые факты. Но никто не ожидал от неё следующего. Она негромко проговорила:

— Это мои деньги. Это я их здесь спрятала.

* * *

— Тоня. Антонина, что вы говорите? — изумился Максим Анатольевич. — Не надо.

— Это мои деньги — сбавляя пыл, упавшим голосом повторила Тоня.

— Тонечка, что вы такое говорите? — Зинаида Васильевна была не в силах поверить происходящему.

Кажется, только Эдуард Викторович был невозмутим, сказал:

— Ну что ж поедемте с нами. Будем оформлять. Я так понимаю это явка с повинной.

— Да — с вызовом самой себе и гордо поднятой головой согласилась Тоня и мягко попросила — отпустите, пожалуйста, Максима Анатольевича. Он ни в чем не виноват.

— Максим Анатольевич тоже поедет с нами.

— Как?! Но это я положила сюда деньги. Это не его деньги. Он о них ничего не знал.

— Разберемся.

Марченко подтолкнул Богатырева к выходу. Поравнявшись с ней, Богатырев вполголоса потребовал:

— Тоня, перестаньте себя оговаривать.

Она прошептала так, чтоб услышал только он:

— Вам нельзя в тюрьму. Вы на свободе нужны.

— Не городите ерунду, Тоня.

Он сильно на неё разозлился. Это ж надо самовольно лезть в петлю. А если у него не получится, она останется в тюрьме по собственной воле, а если быть точным, верное объяснение этому — по глупости. Взять и собственными руками потопить себя. Нонсенс. Такое могла придумать только Тоня. В порыве благих намерений замуровала себя в темницу. Помощница. Пришла на помощь. Другую бы он с удовольствием проучил, разрешил помурыжить ночку в камере, чтоб больше не было порывов оклеветать себя. Но Тоню он не позволит обидеть.

Их привезли в участок и разделили по разным комнатам. В машине он не мог с ней разговаривать. Да и объяснения заняли бы не одну секунду. Да что там, не одну минуту, хотя и хотелось объясняться с ней вечность.

Максим Анатольевич сразу потребовал телефон. Сделав всего один звонок, он умолк. На все вопросы отвечал:

— Мне вам сказать нечего. Уверенны, что это мои деньги, доказывайте.

Марченко не сдавался. Он понимал, что расследование привело его к непростому человеку, но поблажек он делать не собирался. Для него не было понятия: уважаемый человек не может быть преступником, так же как и образованный, культурный, седой, молодой, высокий, брюнет или замминистра. Преступником мог стать каждый, не зависимо от статуса, цвета глаз, пола и достатка.

— Ваше имя второй раз упомянуто в деле о фальшивых деньгах. Вы думаете, я не понял, что Самойлова решила вас выгородить. Спасти благородного принца.

— Я уже давно вышел из возраста принца.

— Но она-то принцесса — напомнил он и пристально посмотрел. Кажется, такой взгляд не был даже при допросе о происхождении и появлении пачки денег в его кабинете. Зато проявился при упоминании о девушке. Чутье не подвело. Богатырев действительно испытывал к ней взаимные чувства. — Она ведь сядет. И надолго. Из-за вас. Разве так можно поступать, чтобы невинная красивая, молодая подруга попала за решетку. Там ведь не курорт. Там её испортит обстановка. Она выйдет через несколько лет. Но такой, как сейчас она не будет никогда.

— Я согласен с вашими доводами, Эдуард Викторович. И, кстати, я очень не хочу, чтоб вы подозревали Антонину. Деньги не её.

— А чьи? — быстро поинтересовался Марченко.

— Не знаю. Но, когда будете её опрашивать, спросите о ночи, когда на неё напали.

— Вы пытаетесь меня сбить с толку?

— А вы ещё не догадались, что я здесь ненадолго?

— Что за история с нападением на Самойлову?

Марченко не выделялся из толпы следователей креативной индивидуальностью и вел допрос как по шаблону. Когда Богатырев почувствовал усталость и скуку, дверь открылась, и в кабинет вошел Шилов. Он редко надевал форму, сегодня светил погонами.

Арсений Григорьевич уверенным шагом прошел к столу, отодвинул стул и присел. Следом за ним вошел полковник. Он мазнул недовольным взглядом Богатырева и сказал, обращаясь к Марченко: