— Эдуард Викторович, мы должны извиниться и отпустить Самойлову Антонину. Это дело у нас забирают.
— Как? — Марченко привстал, но полковник так взглянул на него, что пришлось присесть.
— Не спорить! — полковник повысил голос, но спокойным голосом разрешил, кивнув на Богатырева — забирайте.
— Сначала дайте мне основания, по которым вы пошли на обыск в кабинет замминистра — потребовал Шилов.
— Поступил сигнал, на который мы не имели право не отреагировать.
— Основания — спокойно потребовал Арсений Григорьевич. Требования ему давались с трудом. Он еле себя сдерживал.
— Поступил звонок. Сказали, что Богатырев хранит деньги в своем кабинете. Деньги фальшивые. И он ими везде расплачивается.
— Понятно. Пойдемте, Максим Анатольевич, — кивнул на дверь Шилов. Он явно был недоволен.
Они сели в машину и только тут Шилов взорвался.
— Операция под угрозой провала. Ты это понимаешь?
— Да. Противник сильный и хитрый.
— Ну и кто тебя решил подставить?
Максим Анатольевич задумался. Некоторое время он молчал. Потом проговорил:
— Не знаю. Тоню сегодня выпустят?
— А не Тоня ли это?
— Что?
— Деньги тебе подкинула. Где их нашли кстати.
— К столу были приклеены.
— Тю. Как банально. Даже не прятали.
— Если мне понадобилось завязать шнурки, я бы их увидел.
— Так и кто это мог быть?
— Точно не Тоня.
— Интуиция?
— Логика. На неё напали. Скорей всего это было в ту ночь, когда преступник приклеивал деньги к столу. Тоня ушла из дома, — стал объяснять Богатырев — идти было не к кому, она пошла на работу. Проходила мимо моего кабинета и увидела свет фонарика. Заглянула. Свет выключили и в кромешной темноте ей стукнули по голове.
— Это её версия?
— Я ей верю.
— Ну главное, чтобы ты ей верил — скептично протянул Шилов. — Хорошо. На неё напали в твоем кабинете, когда подсовывали тебе деньги. То есть подставить хотели тебя. Почему в следующую ночь киллер следил за её окнами?
— А может следили за мной? Я же остался ночевать у неё. Но меня опять же смущает, что в ночь, когда она ушла из дома, кто-то уже следил за ней. Она сказала, что видела преследователя. Очень испугалась.
— Очень увлекательно. То есть следят за ней. Нападают на неё. Подставляют тебя. Она здесь при чем? Или она все-таки замешана. Что там по нашему делу?
— Движемся… — он не спускал взгляда с входа в полицейский участок, и заметил Тоню. Она вышла на улицу и растерялась. Видимо планировала всю оставшуюся жизнь провести в застенках. Богатырев улыбнулся. — Давай я тебе потом расскажу. Тоню надо встретить.
— Ну да, давно ж не виделись — Шилов всегда был скептичен, но уважал желания лучших друзей. Хоть Тоня и вызывала в нем смешанные чувства недоверия и симпатии, он не готов был признать, какое из них превышает в своей массе. Но он до боли в зубах не любил идти на поводу своих чувств и всегда полагался на холодный взгляд и ледяной расчет логики.
— За ней придется присмотреть — открывая дверь автомобиля, сказал Максим.
— Это плохая идея. Максим, друг мой, ты распыляешься.
— Допускаю, но делать нечего.
Максим махнул на него рукой и вышел из машины.
— Антонина, — позвал он.
Она близоруко завертела головой, не веря своим ушам и списывая галлюцинации на нервное перенапряжение. Осмотрела толпу полицейских. Не нашла. Убедилась, что желания превращаются в акустические помехи и спустилась со ступенек, при этом весь её вид выдавал, что спускается она с небес на землю.
— Тоня, — позвал он, подходя совсем вплотную.
Источник знакомого голоса оказался настоящим, материализовался. Тоня ахнула и кинулась ему на шею. Повисла. Он успел обнять. Прижать. Но она вспомнила о правилах приличия. Заерзала в его крепких руках. Превозмогая фантастическое притяжение, высвободилась и проговорила:
— Извините. Я просто очень обрадовалась.
— Я тоже.
Правду ведь говорят, что после пасмурной погоды, выглянувшее из-за туч, солнце кажется ещё ярче. В этом только что убедился Максим Анатольевич, увидев Тоню.
— Вы на свободе. Я так рада.
— Мне ни что не угрожало. Зачем вы устроили этот концерт?
— Ой, Максим Анатольевич. Я ведь понимаю, точнее я сразу ничего не понимала. А потом, когда вас стали уводить и наручники хотели на вас надеть, тогда я поняла, что в ту ночь, когда меня стукнули в вашем кабинете, точнее в приемной вашего кабинета, кто-то подкинул вам эту злосчастную пачку денег. Точнее не денег, а фальшивок. Не важно. В общем, я поняла, что вас пытаются спрятать за решетку. А вы мне так нужны… ну в смысле, вы нужны на свободе… в смысле не просто кому-то нужны… в общем, вы не должны сидеть в тюрьме. Вы ведь не виноваты… вы ведь не виноваты?
Она говорила, запиналась, переживала, краснела, бледнела, нервничала из-за невнятного объяснения. Боялась, что он неправильно её поймет. Будет недосказанность, или ещё хуже, подумает, что она влюблена в него.
— Я все понимаю, Тоня, — заверил он. — Единственное о чем я вас прошу, больше не делайте таких героических жестов. И давайте вернемся к работе. Не хочу, чтоб слухи о моем аресте укоренились в некоторых головах.