Он шагнул к ней, но зазвонил телефон. Наваждение улетучилось. Позвонил Арсений и объявил, что киллер, которого так удачно описала Антонина — мертв. Максим сначала не понял.
— Поймали.
— Нет, Макс. Он числится мертвым уже как год.
— Не понял.
— А что тут непонятно?
— Не удивлюсь, что он попал в аварию с бензовозом, и его тело сгорело дотла.
— Почти так и было — согласился Арсений и поправил — он сгорел в бане.
— А экспертиза что показала?
— А экспертизу не делали. Его опознал отец.
— Значит, берите в разработку отца. — Он позволил себе раздавать указания.
— А он умер полгода назад от сердечного приступа.
— Как все гладко складывается.
— Никогда не оценю твой сарказм, Максим Анатольевич.
Богатырёв пропустил замечание, настроение портилось со скоростью ураганного ветра. Разговаривая с Шиловым, он смотрел на Тоню. Она нервно теребила салфетку, скатала из неё шар и отложила, взяла следующую. Стоило её успокоить, но разговор с Арсением только добавлял масла в огонь страха. Он сказал:
— Киллер стал призраком и ночами преследует Антонину.
— Если конечно Антонине не привиделось.
— На то они и привидения, чтобы привидеться.
— Я имею в виду, что ей не показалось.
— Не показалось.
— И двойника у киллера нет.
В общей сложности эта новость ничего не меняла. Опасность как была так и осталась.
Другой вопрос, что ещё ночью, когда лицо преследователя было опознано, то становилось как-то легче, но его смерть, которая скорей всего вымышлена, усложняла операцию. Он больше верил, что киллер провернул собственную смерть и устранил важного свидетеля — отца. В двойника Макс тоже не верил. Был бы двойник можно было доказывать теорию, что похожие люди занимают похожие профессии, а потом ещё и нобелевскую премию по этой теории получить.
— Антонина, мне нужно уехать.
— А вы сами не поели? — спохватилась гостеприимная хозяйка, подскакивая.
Он мягко положил ей руки на плечи и легонько придавил, усаживая обратно.
— Я успел нахвататься, пока готовил. Встретимся на работе.
С этими словами он ушел.
Конечно Тоня не отличалась идеалистическим порядком и перфекционизм был ей чужд. Но она никогда не ставила сумку на стол, только вешала ручками на спинку стула, поэтому сразу заметила, что она не на своем месте.
Догадка, что кто-то поковырялся в её вещах, пронзила её мгновенно, как молния. Она стояла посередине кабинета, крутила головой и таращила глаза, как сова. Но ничего не видела. Точнее все видела, но не понимала.
Кто-то наглым образом влез в её кабинет и трогал её вещи, пока она ходила по делам.
Она никогда не заметит, если папки с бумагами будут переставлены, и естественно не поймет, если некоторые из них пропадут. Скорей всего покушались не на документы, а на её личное имущество. Тоня быстро подошла к столу, открыла сумку, жалея, что не ставит в неё капкан, и проверила кошелек. На месте. Деньги в кошельке тоже на месте. Она выкладывала на стол все, что раньше хранилось в сумке. На дне остались рассыпанные леденцы, она перевернула сумку и высыпала их на стол. Бардак перекочевал на стол.
Блокнот, несколько ручек, листочек бумаги, когда-то скомканный и тревожно расправленный с именами девушек, стикеры, две прокладки, на все случаи жизни.
Её отдел не был открыт для посещений. И чужой человек, с улицы так сказать, не мог зайти к ней. Нет, теоретически, конечно мог, но в действительности ещё никого не было, даже заблудившийся посетитель мог прочитать на табличке, что данная комната не представляет для него интереса.
Хорошо, даже если это произошло, и заблудившийся клиент, оказался воришкой, заглянул в кабинет, убедился, что никого нет, вошел, взял сумку и не стал брать деньги? Странно.
Может не собирались брать деньги? только заглянули в сумку, а взяли документы.
Тоня обвела взглядом горы папок. Горы поглотили её. Теперь она ощущала себя внутри них, как в пещере со сталагмитами. С некоторых пор ей пришлось выставлять папки на подоконник. Сначала по краям, при этом герань в горшке, чувствовала себя королевой в замке с колоннами, но вскоре бумажные стены надвигались и заложили цветок с двух сторон. Горшок был прижат, а цветочная красавица как будто пыталась оттолкнуть их своими ручками-веточками. У неё было безвыходное положение и все шло к тому, что скоро весь подоконник будет завален схемами, приказами, заказами, отказами, и прочей бюрократической ерундой. И перестанет поступать солнечный свет, и все поглотит тьма.
Кстати, Тоню тьма уже поглотила. Она витала в воздухе, медленно обволакивая её вязкой грязной жижей.
Тоня себя знала, сейчас она расслабится, разрыдается, а нужно собраться и понять, что происходит, кто набрался наглости и вошел в кабинет, пока не было хозяйки. Хозяйка, конечно, разгильдяйка, по-другому и не скажешь, оставила дверь незапертой, но это же не повод для воровства. Нужно собраться и понять, что могли искать. Нужно понять, что могли своровать.
Ой, нет. Она в жизнь не догадается, что могло пропасть. Чтобы перелопатить эту угольную пещеру ей нужно прожить ещё три жизни.