Она решала, что делать с Петей, перетаскивать в кровать, или оставить как есть — сам ведь выбрал себе место на коврике, так же как и собачью жизнь. Таскать его на себе ужасно не хотелось. Она устала. Ей было тяжело. Хотелось нормальной жизни, но чтоб его не было рядом. Может оставить его здесь? Испугавшись своих мыслей Тоня решила пожалеть соседей, которые утром могут встретить спящее чудо.
А ещё пугала близкая кончина мужа от осложнений пневмонии — результат лежания в подъезде на холодном полу. Поэтому она заволокла Петю вовнутрь. Будучи человеком добрым она пошла дальше и отдала ему кровать, приготовила ужин на двоих. Петя проснулся также неожиданно как она и предполагала. Он нашел жену на диване, разбудил, устроил разнос, хватал за руки и требовал послушания. Тоня в это время строила возможные варианты избавиться от Самойлова — при этом ни разу не подумала вытолкать его в окно. Она хотела хитростью выманить его из квартиры, но все её планы проваливались на поставленной задаче. Наличие хитрости было под сомнением. А в открытую она боялась потребовать. Поэтому тихо терпела его нападки. Не бьет и уже хорошо. Пару раз схватил за руки, прижал, ущипнул, но это она переживет.
И почему она надеялась, что он проспит всю ночь?!
Муж никак не мог найти бутылку водки, которой в её квартире никогда и не было.
— Я могу сходить в магазин — предложила она, надеясь, что он не станет смотреть на часы, или сам соизволит пройтись за любимым напитком, оставив ей шанс закрыться и забаррикадироваться.
— Давай быстрее! — потребовал он. — И мяса купи, а то жрать нечего.
Тонечка не стала переубеждать, подскочила, не переодеваясь, схватила сумку, выскочила из квартиры и устроилась на детской площадке во дворе. Отсюда была хорошая видимость подъезда. И что ей теперь делать? Магазины уже закрыты, возвращаться с пустыми руками и поставить под угрозу собственную безопасность, она не могла. Подруг, к которым можно явиться среди ночи у неё не было, а посвящать родственников в горе — это ещё хуже, чем полицейских. Вызывать полицию она тоже не стала, надеялась, что оккупант Петя пойдет на её поиски и оставит крепость.
Ожидания были мучительные. Хотелось спать. А спать на твердой лавочке в теремке было больно. Почему-то ночью время движется медленно, тягуче, как смола.
И Тонечка приняла второе соломоново решение за эти сутки. Она пошла в министерство, надеясь, что охранник спит и расспрашивать её о ночных посещениях не станет. Объяснять постороннему человеку причины побега из собственного дома она стеснялась, считая, что никому не нужны чужие проблемы, даже если они спрашивают: «Как дела?», зато правдивый ответ может повлечь за собой большие осложнения.
Благо жила она недалеко от работы, потому что прогулки по пустому ночному городу не приветствовала. Всю дорогу она прислушивалась к звукам, оглядывалась, ловила тени. Где-то на соседней улице проехала машина, одиноко пролаяла собака, коты делили территорию и невест. С вершины дерева слетела птица, потревоженная Тонечкой. Большая тень скользнула по фасаду соседнего дома, возможно, она Тонечкина. Но Тонечка успела испугаться и зашагала быстрее, пытаясь расслышать посторонние шаги. Страх охватил её, как огонь, охватывает сухостой — мгновенно и беспощадно.
И она действительно их слышала. Она оглядывалась, пытаясь понять, где тот человек, который идет за ней. И ей даже показалось, что она его видит. Вон прячется за деревом. Ствол дерева шевелился, он был живой, как тело человека и в тоже время деревянный, как бревно.
«Это видения. Это наваждение. Это мне мерещится. Но шаги? Я их слышу. Если я сейчас заторможу, он меня догонит. За мной кто-то идет. Хоть бы это был Петя, хоть бы был Петя».
До министерства осталось несколько десятков шагов, когда Тоня окончательно убедилась, что за ней идут. В это время она, сокращая путь, заскочила на газон, шаги её стали приглушенно шелестящими, а преследующие её звуки остались звонкими, отлетающими от асфальта. Тоня мысленно просила, чтоб охранник был начеку, встретил её любыми вопросами и расспросами, лишь бы спас.