Интервью… в тумане

— Нет, цель — не интрига. До Ирины я ходила к Надежде, она тоже работала в этом отделе. Тоже недолго. Я ходила к ней вчера.

— Так это вы были вчера у неё? — спрашивая, догадался он.

— Да — неуверенно ответила Тоня, не понимая, откуда он знает.

— Общались с пьяным мужиком?

— Да — изумленно протянула она.

— Виделись с Надеждой.

Тоня на секунду оживилась:

— Ой, в том то и дело. Нет.

И снова сникла.

— Почему?

— Потому что это не возможно. Её больше нет. Это кошмар какой-то. Но я её не сужу. Жить с алкоголиком… для этого нужны силы… и нервы… и безразличие… Я её понимаю…

— Тоня, что случилось? — строго спросил он.

Он заметил, что распереживался и нечаянно назвал её именем, которое ей подходило больше, чем длинное и протяжное.

Зато она ничего не заметила, ответила:

— Надя выпрыгнула с балкона. Погибла.

— То есть это вторая женщина, которая погибла.

— Да. Вот я и думаю…

— Почему вы мне вчера об этом не сказали?

— А я так расстроилась, что ничего не понимала. А ночью оно как-то само пришло. У меня так бывает. Когда думаю, думаю об одном. Ведь это странно? Да, Максим Анатольевич? Какая-то мистика. Только я решила попросить их поработать, как их нет в живых. Я больше ни к кому не пойду.

— Правильно. Не ходите.

— Да, вы тоже думаете, что это из-за меня?

— Антонина, что вы придумываете? Нет, конечно. Вы тут ни при чём. Я просто советую вам не искать себе помощниц из старых сотрудников.

— Да ладно, не надо мне уже помощницы. Девушек жалко. Вот были, и нет.

— Вам не надо об этом думать.

— Да, я такая мнительная. Извините. Ой, Максим Анатольевич, а вы зачем приходили?

— Пригласить на обед.

— Да, давайте пообедаем. Все равно как-то с работой сегодня не получается. В таком состоянии я могу наделать миллион ошибок, потом полгода переделывать придется.

Если не обращать внимание на столовскую суету, обед прошел в спокойной обстановке. Тоня взяла себе пюре с котлетой и компот из сухофруктов, Максим последовал её примеру, добавив два голубца и четыре кусочка хлеба.

Тоня постепенно успокоилась, хотя Максим Анатольевич ожидал, что она будет вышагивать между столами с тарелкой в руках и раздумывать над вопросом. Поговорили на отстраненные темы и снова вернулись к работе.

— Не могу понять, почему ваш отдел оказался таким маленьким? У вас же работы больше всех.

— Текучка.

* * *

Теперь Максим Анатольевич считал своим долгом пообщаться с семьей погибших девушек. Мать Ирины встретила его доброжелательно, но на лице была плотная вуаль траура. Женщина страдала. Темный цвет лица и глубокое бездонное несчастье в глазах — обычно оставленные неожиданным визитом горя.

Женщина считала, что необходимо всем рассказывать о перенесенной ею трагедии.

Ну раз уж вошла беда в дом, то каждый должен её пропустить через себя. Максим Анатольевич много видел страданий, и даже сочувствовал, но никогда не показывал истинных чувств на лице. Он слушал внимательно, но решил поторопить:

— А почему Ирина уволилась из министерства? Там ведь платили хорошо.

— Платили — согласилась женщина. — Когда она там работала, у нас деньги появились. Нет, вы не думайте, я у неё не брала. Мне пенсии хватает. Но я заметила, что она одеваться лучше стала, продукты таскала из магазина полными сумками. Машину хотела купить.

— Почему же уволилась?

— Конфликт у неё произошел.

— С кем? — оживился Максим.

— Она не говорила. Но я думаю, с Антониной.

— Неужели.

— Мне тоже Антонина показалась доброй девушкой. Но может нужно узнать её получше. Как Ирочка узнала. — Женщина прерывисто вздохнула, подумала и сказала: — Она ведь вчера ко мне приходила. Антонина. Обещала помочь помыть окна. А я не знаю, как с ней себя вести. Ира никогда о ней хорошее слово не сказала.

— А плохое?

— Что? — не поняла женщина.

В некоторые моменты Максиму Анатольевичу казалось, что она сбрасывает с себя вуаль траура, возвращаясь к жизни без признаков горечи. Но заинтересованность быстро проходила, оставляя место для печали.

— Плохие слова Ира говорила? Об Антонине.

— Говорила, что Самойлова сидит и только мешает. И её экскаватором из кабинета не вытянешь. Она там корни пустила.

— Хорошо, а если предположить, что конфликт был с кем-то другим?

— С кем? Ира говорила, что в этом кабинете надолго никто не задерживался. Все увольнялись. Правильно. Если их Самойлова гнобила. Ира была нежная. Я иногда на неё поругаюсь, она в слезы. Все близко к сердцу принимала. Так я с ней виделась реже, чем Самойлова. Представьте, вас начальство целых восемь часов в день пилит и пилит, ругает, тыкает в ошибки, заставляет переделывать.

— Это действительно так? — злясь, спросил Максим и пристально смотрел на неё, пытаясь понять она знает это наверняка, или пытается себя убедить.

— Самойлова заставляла переписывать многие документы.

Рассказ делал из приятной девушки офисного монстра, сжирающего своих сотрудниц вместе с кипой ошибочных документов. Девушки в панике увольнялись, но Тоня пришла вернуть их обратно, а то мучить некого.