Интервью со смертью

— Сиди здесь и следи за мной, — успокоил я его. — Я немного пройдусь. Вон та стена кажется мне более крутой и сухой. Может быть, из той глины нам удастся слепить женщину.

— Для меня?

— Да, для тебя, — с этими словами я пошел вокруг лужи, обошел ее и пощупал противоположную стенку, чтобы убедиться, что ту глину можно месить. Дело пошло, и я тотчас принялся за работу. Мне хотелось вылепить из стены женщину. Задача настолько сильно меня захватила, что я бы начисто забыл о своем друге, если бы он не дал о себе знать окликом. «Ну, как дела? — крикнул он у меня за спиной. — Получается?» Но я не ответил. Я вспотел от напряжения. Мне хотелось сделать все как можно лучше.

Собственно, мой друг говорил все время. Едва он увидел первые очертания женщины на стене, как тут же полилась критика.

— Не делай ее слишком большой, — поучал он меня. — Она же нас побьет. Ноги не должны быть слишком короткими, я этого не терплю. Она будет блондинкой или брюнеткой? Это неважно, но пусть она будет молодой и красивой, уж коль ты за это взялся. Что мы будем делать с уродиной? Их и так полно. Да, и груди должны стоять торчком, — он говорил и говорил, но я не обращал на него никакого внимания и делал, что мог.

Потом он снизошел до слов признания.

— Черт, а ты кое-что смыслишь в этом деле. Получается вещь. Она чертовски хорошо выглядит. У тебя в голове образец? Ну ладно, я не хочу этого знать.

Но он и этим не смог сбить меня с толку. Я неутомимо лепил женщину.

Потом он незаметно подошел и встал рядом. Я так испугался, что едва не испортил работу. В голосе его зазвучали злые нотки.

— Скажи-ка, мой дорогой, для кого ты ее делаешь?

— Для тебя, — ответил я.

— Вот как, для меня? Какое бескорыстие! — издевательски протянул он. — И что ты будешь делать дальше? Уж не замыслил ли ты сделать для себя кое-что получше? Уж не хочешь ли ты мне сказать, что оставишь мне эту женщину, а сам останешься ни с чем?

Я счел за лучшее не перебивать его и дать ему высказаться.

— Я наблюдал за тобой, мой дорогой, — продолжил он в том же тоне. — Как ты ее трогал! Ты в это время думал обо мне? Ты думаешь, это существо когда-нибудь забудет, как ты лепил ее груди и бедра? Ах вы, шельмы! Вы иногда не в состоянии сложить два и два, но в этих делах у вас все отлично получается. Эта птичка прилетит к тебе только так. Ты же отлично знаешь, что она побежит за тобой, как верная собачонка. Эти твари не уходят от того, кто их сотворил.

— Это неправда! — возмущенно крикнул я в ответ. — Наоборот, они ненавидят своего творца, потому что он не сотворил их совершенными и знает их изъяны.

— Это приятно звучит: я делаю это для тебя, — он продолжал гнуть свое. — Спасибо! Спасибо! Не очень-то приятно быть зависимым от тебя в этом отношении. — С этими словами он отвернулся и зашагал на прежнее место, по ту сторону лужи. В самом деле, он вел себя как упрямый ребенок.

Все было готово. Это означало, что женщину надо отделить от стены, с которой она была соединена спиной. Но это было уже легко. Однако, прежде чем заняться этим, я решил еще раз посмотреть на свое творение издали. Я подошел к другу и встал у него за спиной.

— Будь же благоразумен, — сказал я ему, — она же не живая.

Это немного смягчило его раздражение.

— Да, это смехотворно, ругаться из-за куска глины, — согласился он. — Ты не думаешь, что она оживет?

— Нет ничего невозможного. Надо подождать. — Мы сели на свои прежние места и принялись смотреть на женщину. Друг беспрерывно что-то говорил. Я же был не в силах сказать ему, что ждать лучше молча. Он бы снова предположил, что я хочу выставить его в дурном свете.

Сначала он заново принялся хвалить женщину, хотя и весьма крепкими словами. Этим он хотел скрыть от меня, что уже успел в нее влюбиться. Потом он стал ломать себе голову над тем, во что мы сможем ее одеть. «Разве что в наши лохмотья?» Эта мысль вернула его к нашему внешнему виду. «Нарядить ее в шелка мы не сможем. Не удивлюсь, если она отошьет нас обоих. Наоборот, я проникнусь к ней высочайшим уважением! Что могут предложить ей два этих мерзких ничтожества?» В конце концов он предложил предоставить выбор ей самой, и если она нас отвергнет, то нам придется честно сдержать слово и никогда больше не показываться ей на глаза. «Отвергнутый может отправиться к мертвецам. Там, наверное, не так уж плохо, да и идти недалеко. Что касается меня, то ты же знаешь, что я имею обыкновение держать свое слово. Не из благородства — на нем далеко не уедешь, а на вполне разумных основаниях. После всего того, что произошло, нет никакого смысла ссориться еще из-за женщины. Э, что такое? Почему ты покраснел?»

Я не слушал его; все это время я молча наблюдал за фигурой. Услышал я только этот последний вопрос. Дело в том, что в продолжение его длинной речи мне начало казаться, что женщина оживает. Очень скоро я уже был уверен в том, что видел подергивания ее ног — словно она пыталась оторвать ступни от земли. Потом я заметил, как вздымаются ее груди и живот, — она начала дышать. Осталось только окликнуть ее по имени, и она шагнула бы к нам.