Интернационалист

«Но я не знаю, в каком состоянии аппаратура, — ответил я. — Надо прозвонить все узлы, коммутация нарушена, блоки вырвало из ячеек, и они упали на пол».

Мичман слабо улыбнулся и проговорил: «У тебя сутки впереди… справишься. Ты способный матрос. Не зря же я отстаивал твою кандидатуру в штабе флота». Докажи, что я не ошибся в тебе… Позывные «Кортик» и «Сосна». Не получится прямой связи — выйдешь поближе, на севастопольскую «Байдарку», там есть наш позывной, через неё свяжешься с «Кортиком», попросишь соединить с «третьим». Доложишь, что произошло. Вся связь в режиме «Б»… ни одного звука в открытом режиме. Повтори…»

Я слово в слово повторил распоряжение своего командира. Матулас одобрительно кивнул головой и снова потерял сознание. А на бледном лице офицера так и не появилось признаков жизни. Оно казалось мёртвым. Я заглушил мотор, выбрался из кабины, взял в КУНГе лопату, принялся откапывать переднее шасси.

Я очень долго выбирался из песка. Пришлось использовать все предметы, которые имелись в кузове, чтобы выстелить твёрдую колею. Жара стояла невыносимая, я окончательно выбился из сил. Боль в ноге усилилась, голова раскалывалась на части, перед глазами плыли чёрные круги, а я с каким-то безумным неистовством снова и снова подставлял домкрат под ось, подкладывал под колесо очередной предмет, забирался в кабину и очень медленно опускал педаль сцепления. Наконец, после бесчисленных попыток сдвинуться с места, ГАЗ-66 медленно пополз из песка наверх. Я уже в полном беспамятстве перевёл рукоятку скоростей в нейтральное положение и уронил голову на баранку. Очнулся от того, что кто-то слабо теребил меня за ногу. Я встрепенулся и вышел из забытья. На моём колене лежала рука очнувшегося офицера. «Почему стоим?» — спросил он. «Хорошо, что вы пришли в себя, — проговорил я вместо ответа. — Не знаю, в каком направлении двигаться». «Держи курс на восток», — слабым голосом произнёс советник. — «Ни румба в сторону. Дойдёшь до канала — увидишь огни Суэца. И не вздумай сдать меня по пути в госпиталь к ракетчикам. Под трибунал пойдёшь за это».

Я с большим трудом загрузил тело Васи Панкова в КУНГ и сел за руль…

Иван наморщил лоб, в его карих глазах вспыхнула мимолётная искра и тут же угасла, они сделались задумчивыми.

Он на минуту умолк, а потом проговорил тихим и прерывистым голосом:

— Давай, земляк, перекурим, а то у меня что-то в горле запершило.

Мы поднялись и вышли из-под навеса, закурили. Над пустыней опустилась ночь. На удивительно чёрном небе проступили яркие звёзды, завораживая таинственностью безбрежных миров вселенной. Знакомый юноша-бедуин зажёг дополнительные свечи. Заиграла ритмическая арабская музыка и вновь наступила тишина — это была разовая проверка аппаратуры перед предстоящим шоу восточных танцев.

Долго молчать было как-то неловко, и я спросил:

— А что было дальше?

— Дальше-то? — нехотя отозвался Иван и внимательно посмотрел мне в глаза, словно хотел убедиться в моём не показушном интересе к его истории. — Мне удалось тогда выбраться из пустыни и спасти жизнь командиров. Раненых поместили в госпиталь, тело Васи Панкова отвезли в морг, а позднее отправили на Родину. Сам я сутки без сна и отдыха занимался восстановлением станции и успел-таки привести её в готовность к намеченному времени. В 00 часов вышел на связь с «Кортиком», попросил на трубку «Третьего». Тот выслушал меня, приказал опечатать станцию и сдать под охрану, а самому перейти в распоряжение военного советника до особого распоряжения.

Мне пришлось пробыть на побегушках больше двух недель, пока Матулас не сбежал из госпиталя и не приступил к службе самовольно. Вечером того же дня мы с ним уединились в станции. Мичман достал из сейфа спирт, плеснул в кружки, произнёс: «За тебя, Ваня. Если бы не ты — лежать бы нам с кап-три сейчас в песках под барханом. И никто бы нас не нашёл».

Мы выпили по «пять капель», мичман рассказал, что сопровождавший нас офицер — капитан третьего ранга, прибыл в Египет военным советником повторно.

Ещё мичман сообщил, что военный советник поклялся представить меня к ордену Красной Звезды, как только выйдет из госпиталя.

— И представил? — поинтересовался я. — Ты стал орденоносцем?

— Хрен там на постном масле! — произнёс Иван со злостью. — Мой поступок не потянул на подвиг.

— Как так? — удивился я.

— Дело тёмное получилось, — усмехнулся он. — Мичман попытался найти концы в этой истории, но у него ничего не получилось. Военный советник утверждал, что отправил рапорт по инстанции, а в штабе флота документа не оказалось.

— А повторно нельзя было оформить представление?

— Можно, конечно, но спасённый офицер не стал этого делать.

— Почему?

— Его в Москву перевели, в большие начальники выбился, — Иван скривился. — Западло стало заниматься вплотную вопросом простого матроса. У него оказались дела поважнее.

— Отказался оформлять повторно?