Глаза печальные, а руки нервно теребят джинсовую куртку, уголок левого глаза дёргает тик, она говорит:
– Грег и Лоис пытались. Они пытались сказать нам. О его внешнем виде. Дважды они сильно старались. Но каждый раз они кусали свои языки. Сильно кусали. Языки, губы. Грызли зубы до крови. Единственные слова, которые они могут произнести – непристойности. Богохульства. Ужасные слова, которые бы они не могли говорить, если бы их не принуждали. Они плюются кровью, словами, и несколько дней их рты слишком сильно болели, чтобы есть. Они не решаются попробовать нам рассказать в третий раз. Мы не хотим, чтобы они пробовали. Мы не хотим знать. Это не имеет значения. Это знание ничего не поменяет.
Нам требуется ещё тишина.
Бу отходит от Орка и идёт вдоль коридора к дверям, которые Джоли не смогла взломать.
Через некоторое время я возвращаюсь к предыдущей теме.
– Контроль. Подчинение. Но зачем?
– Я уже сказала. Из-за того, как он выглядит, он должен жить через нас, меня и мою родню. Он может есть. Он может пить. Но есть очень много того, чего он делать не может. Он как устрица или что-то вроде того, и этот дом на холме – его раковина. Он говорит нам, что мы его сенсориум.
Джоли поднимает голову, и её глаза зелёные, как листки лотоса. Она прекращает дёргать джинсовую куртку. Как голуби, взлетающие на насест, её руки устраиваются на коленях. Тик в уголке её левого глаза прекращается. Рассказ о мучениях её тёти и дяди причиняют страдания и тревожат её. Мне кажется, что эта тема тоже причиняет ей страдания и тревожит, и, возможно, даже в большей степени. И для того, чтобы говорить об этом всём, ей требуется отвлекать себя, применяя йогу для обретения силы воли, спокойствия, которые позволяют ей давать свои комментарии из чистого высшего воздуха, который находится над всеми штормами и деревьями.
Она говорит:
– Ты знаешь, что такое сенсориум?
– Нет.
– Как сенсорный аппарат тела. Все органы чувств, нервы. Через меня – через нас – он способен получить мир таким, каким он не может больше его воспринимать. Не просто изображения, звуки и вкусовые ощущения, а всё во множестве различных ракурсов, из всех наших ракурсов вместо всего лишь одного. И то, что он не может испытать там, в своей раковине, в своём уродливом теле, то не захочет видеть ни один глаз, и рука того не захочет коснуться, он может чувствовать, живя в нас, чувствуя то, что чувствуем мы, разделяя наши ощущения, требуя от нас предоставить любые ощущения, какие он хочет больше всего в этот момент. В «Уголке» нет частной жизни. Нет места в твоём сердце, где ты можешь остаться наедине, чтобы пожалеть себя, исцелиться от последней вещи, которую он с тобой сделал. Он следует за тобой по пятам. Он пьёт твоё горе и смеётся над твоей надеждой на исцеление.
Я сильно потрясён.
Хронологически ей двенадцать лет, но эмоционально она старше, и интеллектуально тоже.
В сравнении с её таинственной силой, я слаб. Я неловкий повар, пытающийся делать всё, что могу, с помощью странного шестого чувства, но она – Жанна д'Арк, сражающаяся с невероятными странностями, не за свою страну, а за свою душу – тогда как обладающий своей силой Хискотт, учитывая его жестокость – более грозный соперник, чем даже английская армия. Джоли, которая начала эту войну с недостаточным вооружением и защитой семилетнего ребёнка, побеждала только лишь благодаря терпению, поднималась на осаду Орлеана[55] каждый день в течение пяти долгих лет, и мне кажется, что я нахожусь в присутствии человека, который в будущем может стать святым.
Теперь я полностью понимаю, почему она не боится Орка. А может и совсем ничего.
В конце коридора, с поднятой головой и любопытством, Бу стоит перед запечатанной парой дверей из нержавеющей стали.
Джоли говорит:
– В этот раз, когда ты здесь, если Хискотт попытается мной овладеть, когда я буду находиться за пределами его досягаемости, и не сможет меня найти… ну, тогда он убьёт меня сразу, когда я появлюсь снова.
– Значит, ты останешься здесь, пока я его не уничтожу.
– Я не могу оставаться здесь вечно, – говорит она.
– И у меня нет вечности. Сегодня. Это должно закончиться сегодня – и лучше раньше, чем позже.
Она сдерживала любопытство до этого момента.
– Почему он не может проникнуть в твой разум и овладеть тобой?
– Я не знаю, Джоли. Но я всегда был упрямым.
– Я не верю этому.
– Возможно, я просто недостаточно разумный для него, чтобы он смог запустить свои щупальца.
– И этому. Он говорит, что не может также получить доступ к женщине, которая с тобой.
– Приятно слышать.
– Кто она такая?
Вставая на ноги, я говорю:
– Теперь это – вопрос на миллион долларов.
– Ты не знаешь, кто она?
– Только вчера я встретил её. Я знаю её имя. Это начало. За год или два я узнаю её фамилию, если у неё есть фамилия, которой, как она говорит, у неё нет.
Вставая на ноги, Джоли говорит:
– Ты всегда немного глупый?
– Я обычно сильно глупый.
– Это убьёт тебя в «Уголке».
– Возможно, нет. До настоящего времени то, что я, по крайней мере, немного глупый, сохраняло мне жизнь.