Интерфейс

– Почему вы ею пользуетесь? – спросила Мэри Кэтрин, когда он сделал перерыв в съемках.

Он пожал плечами.

– Мирон так распорядился. Я сам этого не понимаю.

– А где Мирон?

– На разведке.

– На разведке?

– Ищет места. Осматривает окрестности.

– Зачем? Он собирается снимать в Тасколе фильм?

Оператор опять пожал плечами.

– Что слышал, то и говорю.

Она нашла Мирона за городом, на старой ферме Коззано. Его гигантский «Субурбан» стоял припаркованный на обочине проселочной дороги и выглядел так, будто успел побывать в кювете. Моррис перелез через ограду на кукурузное поле и расхаживал по свежевспаханным рядам, утопая по щиколотку в рыхлом черноземе. Каждый несколько шагов он останавливался и поворачивался лицом к дому, перестроенному отцом и его кузенами после торнадо, разрушившего его в начале пятидесятых. Он приставлял к глазу короткую, толстую подзорную трубу и некоторое время смотрел сквозь нее. Еще несколько похожих устройств свисали с его шеи и при ходьбе стукались друг о друга.

Мэри Кэтрин запарковалась рядом с его «Субурбаном» и присоединилась к нем, перепрыгнув сперва через кювет, а затем и через ограду. Искусством перемахивать через ограды она владела на уровне эксперта с ранних лет; в семье Коззано дети, неспособные преодолеть ограду, оставались в одиночестве за бортом. Модная взрослая одежда усложняла задачу, но зато рост упрощал. В полумиле от нее троюродный брат Тим пахал поле на старом тракторе.

Мирон Моррис заметил ее приближение. Он остановился, помахал и замер на несколько секунд, руки в карманах. Затем он ухватил одну из своих толстых подзорных труб и навел на Мэри Кэтрин. Через несколько мгновений он бросил ее и выбрал другую. Потом третью.

– Что это за штуки? – спросила она, подойдя поближе.

– Симуляторы объективов, каждый со свои линзами. Устройства, упрощают кадрирование – помогают понять, куда поставить камеру.

– Я следила за вами в городе, – сказала она. – Говорят, вас видели в парке, на школьном поле, на старой станции.

– Я нечасто выбираюсь в Тасколу, – сказал он. – И поэтому пользуюсь случаем, чтобы познакомиться с ней поближе.

– А вам не кажется, что вы бежите впереди паровоза? Папа-то не выходит из дома.

– Не стану вешать лапшу на уши, – сказал он. – Ки Огл хочет работать на вашего отца. Для него это важно. Он желает знать заранее, какие места лучше всего подойдут для съемки. Их-то я и ищу. Это ведь ничего?

Мэри Кэтрин кивком указала на подзорные трубы.

– Какая из них симулирует любительскую видеокамеру?

– Никакая. Они все для профессиональных.

– Я в замешательстве, – сказала она. – С одной стороны вы, ребята, относитесь к работе чересчур серьезно. С другой – валяете дурака.

– Вам хотелось бы понять, почему мы используем камеру из «Кмарта»{45}, чтобы снимать губернатора.

– Ага.

– Весь смысл в том, что на выходе должно получиться семейное видео. Если губернатор решит, что наши услуги ему не нужны, у вас останутся ролики в доступном формате. Но если он наймет нас, мы превратим их в рекламу.

– В рекламу, которая выглядит, как самопальное семейное видео.

– Ага! – сказал Мирон Моррис, вскидывая указательный палец. – Ожидали чего-то более лощеного.

– Если вас попросят назвать прилагательное, лучше всего характеризующие Ки Огла, первым делом вы скажете «лощеный», – заметила Мэри Кэтрин.

– И именно поэтому мы выбрали диаметрально противоположный путь.

– Не понимаю.

– Постарайтесь представить. Телевизионный ролик, показывающий важные моменты из жизни Уильяма Энтони Коззано. Мы видим его ребенком, объезжающим эту самую ферму верхом на коне. Забивающим гол в матче за Розовый кубок. Мы видим его во Вьетнаме. Мы видим его играющим за «Медведей». Воспитывающим детей. Все эти кадры будут скверного качество, древними, зернистыми. Семейные кадры. А потом нам показывают процесс его восстановления после удара – совершенно приватные кадры – и внезапно они оказываются сделанными на профессиональном уровне! Они сняты на 35-миллиметровую пленку, свет выставлен идеально, на нем грим и он выглядит Лоуренсом, блин, Аравийским. Вы думаете, никто этого не заметит?

Мэри Кэтрин не нашлась с ответом.

– Американцы, может быть, и необразованы, ленивы, не организованы, но есть одно искусство, которым они владеют лучше всех на свете – смотреть телевизор. Средний восьмилетний американец знает о медиатехнологиях больше, чем студенты, блин, кинематографических факультетов в любой другой стране мира. Американцам можно врать в глаза – и все им будет божья роса. Но попробуй соврать им с камерой в руках, и они тебя распнут. И именно поэтому при съемке домашних видео с вашим отцом, мы пользуемся в точности той самой машинкой, на которую Пивной Джо снимает своего танцующего далматинца для шоу «Самые смешные видео Америки». И сказать по правде, нам может потребоваться дополнительно ухудшить качество нашего материала.

– Вы уверены в этом?

– Рейган делал это в восьмидесятых. Вроде бы у него получилось.

– Но ведь все будут знать, что Огл работает на папу.

Мирон пренебрежительно потряс головой.