Интердевочка

– Семьсот пятьдесят баксов… – еле выговорила я заплетающимся языком. – Там… В кухне. На столе. Я их даже не трогала…

Гулливер оттолкнула Кисулю, влетела в ванную и вырвала у меня из рук стакан. Она выплеснула его в унитаз и туда же отправила остатки виски из бутылки. И остервенело стала вытаскивать меня из воды. Но в этом я ей помочь уже не могла…

– Жри, кретинка! – орала Гулливер и совала мне в нос яичницу. – Жри, идиотка!.. Алкоголичка! Пей кофе сейчас же!.. Ну надо же?! То она, как целка-недотрога, капли в рот не берет, а то вдруг нажралась ни с того ни с сего, как ханыга. Ешь!

Кисуля сидела в кухне напротив меня, на том самом месте, где утром пил чай с крекерами итиро кэнеда. Перед Кисулей лежали доллары и рубли, плоский электронный калькулятор, шариковая ручка и клочок бумаги.

– Ты просто обязана хоть что-нибудь съесть, – повторила Кисуля и взялась за карандаш.

Я сидела за столом, завернутая в махровую простыню, и меня трясло. Гулливер чуть не насильно впихнула в меня кусок яичницы, и мне тут же стало плохо. Я замычала, пошатываясь, встала из-за стола. Симка подхватила меня и потащила к унитазу. Меня вырвало.

– Очень хорошо! – кричала из кухни Кисуля. – Пусть травит, пусть травит!.. И рожу ей холодной водой умой, Симка!

Когда я совсем пришла в себя и ко мне вернулась способность соображать и двигаться, Кисуля пододвинула ко мне пачку советских денег и сказала:

– Забирай бабки. Здесь ровно две штуки.

– Что?!

– Ну, две тысячи рублей. Смотри… – она показала мне клочок бумажки. – Семьсот пятьдесят зеленых по три рубля – это две тысячи двести пятьдесят? Минус двести пятьдесят за «хату». Остается ровно две тысячи.

– Но почему по три, а не по четыре, как обычно?!

– Не хочешь – ищи валютчиков, сдавай сама.

Симка смотрела в окно, покуривала, пускала дым на улицу.

– Но мне же необходимо три тысячи… – растерялась я.

– Ты же сама говорила, что у тебя еще есть полторы дома. Вот и добавь тысячу из своих. Будет ровно три, – посоветовала Кисуля.

– Интересное кино… Что же ты меня так по-черному закладываешь, Кисуля?

– А ты хочешь, чтобы я у тебя взяла по четыре и отдала бы их по четыре? Это бульон из-под яиц. Ты будешь здесь косая в ванне плавать, а я свою шею подставлять?..

– Не ссорьтесь, девочки, – прервала ее Гулливер. – Бардак – он и есть бардак. Когда в стране официально действуют шесть единиц денежной системы – сам черт ногу сломит. Я лично думаю – все из-за этого.

– Какие еще «шесть единиц»? – Не поняла я.

– А считай! Рубли, которые ты получаешь на работе, – раз, чеки внешторгбанка, бывшие сертификаты, – два, инвалютный рубль для расчета с соцстранами – три, инвалютный рубль для капстран – четыре, чеки серии «Д» для «Березки» – пять, боны для моряков загранплавания – шесть!

– Но я-то тут при чем, девки?!

– Короче – берешь бабки? – усмехнулась Кисуля, чиркнула зажигалкой и сожгла бумажку с денежными расчетами.

– Куда денешься…

– Правильно, – похвалила меня Кисуля. – Теперь, девки, нужно точно, в деталях продумать всю операцию: папаша – деньги – нотариус. Чтобы он Татьянку не напарил. У меня такое предложение…

Подъезжая с отцом в такси к нотариальной конторе, я еще издалека увидела, как Гулливер в нетерпении выплясывает около машины Кисули.

– Давай быстрее! – закричала она мне. – Уже двух человек пропустили!..

Она буквально вытащила отца из такси:

– Давай, батя, шевели ногами!

На какое-то мгновение мне его стало безумно жалко, но тут он испуганно зашептал:

– Деньги… Деньги вперед!.. – и я перестала его жалеть.

Сунула ему конверт с тремя тысячами и поволокла к дверям.

– Посчитать бы надо… – задыхался отец, на ходу пытаясь заглянуть в конверт.

– Не боись, папуля! – зло сказала ему Гулливер. – Не в церкви – не обманут. Шевели ножонками…

В помещении нотариальной конторы была дикая очередь. Кисуля стояла во главе очереди у самой двери нотариуса и махала нам руками:

– Сюда, Танька! Быстрее!.. – она пихнула мне приготовленные бумаги: – все уже отпечатано. Двигай!

Я пропустила отца вперед, вошла в кабинет нотариусов и в последний момент услышала сзади старушечий голос:

– Чего же они без очереди-то?..

И в ответ – два хамских, базарных голоса Кисули и Гулливера:

– Кто «без очереди»?! Кто «без очереди»?! Совсем ослепла, карга старая? Ну, дает бабуля!..

Когда мы с отцом вышли из нотариальной конторы, Кисуля протирала лобовое стекло своей «семерки», а Симка сидела впереди, выставив свои длинные красивые ноги наружу.

– Порядок? – крикнула мне Кисуля.

Я помахала бумажкой со штампом и печатью.

– Садись, – Гулливер открыла мне заднюю дверцу, а Кисуля села за руль.

Отец все еще сжимал в руках конверт с деньгами и жалко смотрел на меня. Потом всхлипнул и произнес дрожащими губами:

– Доченька…

Я ничего не ответила и села в машину.

– Будь здоров, батя! – крикнула ему Симка и захлопнула дверцу.

– Не кашляй! – добавила безжалостная Кисуля.

И мы поехали. Я обернулась и увидела, как он открыл конверт и, озираясь по сторонам, пересчитывал деньги…