Инспектор Лосев

– Не зря едим хлеб, – снисходительно усмехается Эдик. – Кое-что делать умеем. Помоги только отыскать документы. Там, в частности, должна быть доверенность фабрики или еще какой организации на получение пряжи. А в доверенности – имя, чье-то имя. И этот человек потом расписался в накладных, когда эту пряжу получал. И накладные эти тоже должны быть в бухгалтерии магазина. Они ей нужны для отчетности.

– А на фабрике разве нет экземпляра этой накладной?

– Там же нет пряжи, значит, нет и накладной.

– Но как же они на фабрике оформляли деньги, уплаченные за пряжу?

– Вот! Если бы я только знал, – Эдик страдальчески морщится, словно у него заболел зуб. – Найди мне эти документы, дорогой. Найди Шпринца, черт бы его побрал! Полцарства за Шпринца! Мало? Ну, чего хочешь проси.

Возвращается Давуд, и мы отправляемся ужинать к нему домой. Дело в том, что у Давуда есть мама. Боже мой, какие национальные блюда она умеет готовить! Можно, говорят, проглотить язык. В первый мой приезд сюда мама была больна. И я пока знаю о ее искусстве только по рассказам. Но сейчас она выздоровела, и нас с Эдиком, видимо, ждет небывалый пир. Правда, Давуд говорит скромно: «Немножко перекусим».

Перед тем как идти ужинать, я спрашиваю Давуда:

– Наблюдение за квартирой Шпринца установили?

– Конечно, дорогой. Неужели нет?

– Кто у него дома?

– Жена, дочь, внук. Мужа у дочери нет, трагедия.

– А за домом Ермакова тоже смотрите, того, рыночного? – спрашиваю я, игнорируя домашнюю трагедию Шпринца.

– Еще бы. Как иначе, а? Ну, пойдем, дорогой. Мама ждет.

– Пойдем, пойдем. А за Гелием смотрите? – не успокаиваюсь я.

– Во все глаза смотрим, что ты! – смеется Давуд. – Очень быстро ездит на своей синей «Волге».

Уже по дороге я продолжаю приставать к Давуду с вопросами:

– Город сразу закрыли?

– Конечно, – кивает он. – Мы обнаружили исчезновение Шпринца через полтора часа после его отъезда из магазина. И сразу закрыли для него аэропорт и вокзал.

– Но за полтора часа…

– Проверили все поезда, все самолеты, которые за это время… Ах, нет! Ни один самолет не вылетел. Погода, понимаешь, – разводит руками Давуд. – Слава богу…

Мы идем по темноватым, пустынным улицам в сторону от центра. Нам никто не мешает разговаривать.

– И ты думаешь, он сейчас в городе? – спрашиваю я.

– Ага. Думаю.

– А как ведут себя его жена, дочь?

– Спокойно ведут, совсем спокойно.

– А что говорят, где он?

– Сегодня спрашивал. Не знают. Возможно, говорят, у какого-нибудь приятеля заночевал. Так бывает. В карты играет.

– Он же сегодня на работе не появился?

– Все равно не волнуются. Бывает, говорят.

– Приятелей назвали, где играет?

– Ага. Двух назвали. Мы на всякий случай проверили. Нет, конечно, его там. Ясно, что спрятали. Вместе с его бухгалтерией.

– Куда же, интересно, могли его спрятать? – задумчиво бормочу я, уже ни к кому не обращаясь. – Куда?..

– Ты у Гелия спроси, – смеется Давуд. – Ты же с ним знаком.

Но мне неожиданно приходит в голову совсем другая мысль.

– Нет, – говорю я. – Пожалуй, я кое у кого другого спрошу.

Мы наконец подходим к нужному дому.

Боже мой, какой нас ждет ужин! Описать его я не в силах. Уже не говоря о том, что мы пьем изумительное домашнее вино. Его привез двоюродный брат Давуда, с которым мы, конечно, познакомились.

Утром Эдик ни свет ни заря отправляется на свою суконную фабрику, точнее, в ее бухгалтерию, а специальные группы разъезжаются по таксомоторным паркам. Давуд остается в своем кабинете. Безвыездно. Он – штаб всей операции, к нему будут поступать донесения от всех групп, занятых наблюдением и поиском. Ведь каждую минуту от любой из них может поступить сигнал тревоги, и Давуд обязан будет принять все необходимые меры.

Сам я ухожу в город. У меня зародилась одна мысль, которую я хочу попробовать проверить и реализовать. Внешне она выглядит не очень серьезно, и поэтому я не решаюсь рассказать о ней товарищам.

Я хочу повидать Хромого и кое о чем с ним посоветоваться. Кроме того, я даже самому себе в этом не признаюсь, но мне просто хочется с ним встретиться. И это, пожалуй, самое главное. Мне этот молчаливый, упрямый парень почему-то вошел в душу. Своей трудной и не до конца мне ясной судьбой, что ли? Или своей справедливостью, которая рождает взаимную симпатию? Не знаю. Ну, а что касается возможного совета с ним, то это, пожалуй, могло бы выглядеть лишь как предлог для встречи, если бы не смутное мое ощущение, что Хромой знает многое такое, что даже трудно предположить. Дело в том, что он не только умный и наблюдательный парень, но он, как мне кажется, обладает многочисленными и самыми разнообразными, даже неожиданными связями.

Впрочем, все это из области каких-то неуловимых моих впечатлений, ощущений и предположений. И поручиться за точность их я не могу. Но я привык всему этому доверять и все это проверять, как ни противоречивы эти понятия.

Я, в конце концов, уже решительно направляюсь к Хромому, ибо вначале я шел не спеша, словно взвешивая и проверяя свое намерение.